Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

– Какой штраф? – пролепетала коренастая.

Перед ней колыхалось море разгоряченных разбойничьих рож, в чьих глазах после долгого похода читалось единственное желание. Девушка побелела.

Урван поднял руку и, когда шум утих, объявил:

– Напоминаю: вечер только начался, еще вся ночь впереди. Советую не торопиться. Какой назначим штраф?

– Пусть теперь вообще без всего ходит! – крикнули из толпы.

Под хохот зрителей проигравшая едва ли не с радостью стянула хламиду и попыталась юркнуть к остальным пленницам, сидевшим в ожидании участи.

– Нет! – взвопили пираты. – Штрафной круг! Да брось же ты тряпку!

Видавшая виды одежонка полетела в траву. Коренастая, еще больше сжимаясь и прикрываясь ладонями, побежала вдоль зрителей. Придерживаемые ладонями белые мячики подпрыгивали, ноги переставлялись смешно и нелепо, как у маленького ребенка. В стране башен я совсем забыл, что женщины, если они не воины и не спортсменки, бегают именно так. Матово светившиеся половинки крепкого зада поочередно вскидывались-опадали-переваливались, будто внутри что-то перетиралось или пережевывалось. Со стороны смотрелось забавно и, в то же время, уныло-скабрезно, и вызывало желание прикрыть или полностью прекратить издевательство, но в моей власти оставалось лишь неучастие. Повлиять я не мог, а то, что мог сделать, вместо пользы принесет вред. Я просчитал возможности, и вывод был неутешителен. Надо молчать и ждать случая, когда лезть на рожон окажется просто необходимо. Не раньше.

Но и не позже.

Как бы не ошибиться в выборе момента.

Бегунья завершала круг, к ней отовсюду тянулись руки, подбадривающие шлепки сливались в один нескончаемый. Мой сосед слева тоже чувственно приложился. Его бородатое лицо поднялось на меня с удивлением, граничившим с недоверием:

– А ты чего?

– Мне достаточно зрелища.

Не хотелось говорить на эту тему. Но пришлось. Ледяные глазки соседа окончательно переместились с белокожей бегуньи на меня и стали ковыряться в поисках крамолы.

– Выделяться нехорошо.

– Не выделяться еще хуже.

Зря я так. Мужика зацепило.

– Великий волк дарит отдохновение глазам и телам, грех этим не пользоваться. – Голова соседа покачалась с сомнением, лицо обратилось в стальную маску. – Не принимаешь дар Великого волка?

– Мне нравится другой тип женщин.

Меня смерил взгляд, сказавший все о моем возрасте и о глупости, от которой до невменяемости остался один шаг.

– Женщины делятся на два типа, на наших и чужих, – надменно проинформировал сосед. – Здесь все наши, а все чужие не здесь. Гляди, не прогадай, малец. Великий волк не любит инакомыслящих, он лишает их покровительства.

Плевать мне на Великого волка с высокой мачты. Я смотрел на Любу, а она – на завершившую позорный круг бегунью, которая, наконец, подняла одежду и спряталась среди сидевших девушек. Одеться проигравшей не разрешили, и единственное белое пятно среди серых невольно притягивало взгляд. Но я смотрел только на Любу. Сидя ко мне полубоком, она не оборачивалась и никак не давала понять, что узнала. На ее месте я поступил бы так же. Чего ждать от человека, который бросил тебя, а вскоре объявился среди душегубов-разбойников? Но хоть бы какой-то знак подала. Неужели не понимает, что я – единственное спасение? Пусть бросил, пусть сволочь и негодяй, как она считает, но никто другой ей не поможет!

Или все намного проще, и она меня не узнала?

Сейчас, когда даже дозорные смотрели не туда, куда обязаны, появилась реальная возможность бежать. Можно просто отойти, вроде бы в кустики. Все отвлечены зрелищем. Возможно, за мной даже не побегут, просто выстрелят вслед разок-другой. Не факт, что попадут. Но…

Люба. Я должен для нее что-то сделать.

Состязание продолжалось. На середину вышла тоненькая девушка. Среди прочих, кого оставили для забав, она выглядела самой убогой, забитой и худосочной. Темные волосы растрепались, тощие ножки дрожали, плаксивое личико с ужасом и мольбой вглядывалось в окружающих: «За что вы со мной так? Пощадите!»

На миг ее глаза встретились с моими.

«Ну, пожалуйста! Сделай что-нибудь, прекрати унизительное издевательство! – просил ее взгляд с угодливым страдальческим выражением. – Я отблагодарю!»

Пришлось срочно посмотреть в сторону. Похоже, она из убегайцев. Ее бы накормить, отмыть да приодеть…

Новая участница заняла место напротив спины победительницы, подол послушно вздернулся. Там, где у других примято курчавилось, открылась гладкая кожа.

– О-о! – одобрительно загудел разворошенный открытием шмелиный рой пиратов. – Как звать?

– Калинка.

– Давай, Калинка! Сделай ее!

От последнего выражения повеяло далеким домом. Им откуда только не веяло, я устал реагировать. Каждый раз находились вполне внятные объяснения и причины местного значения. Начну выяснять – влипну в неприятности, это как пить дать. Даже рыпаться не буду. Если среди пиратов обнаружится кто-то из портальных чертей, он уже настолько опиратился, что я даже разговаривать с таким не хочу.

Но присматриваться и прислушиваться буду. Чем черт не шутит?

Мысли витали далеко, а глаза, как у всех, уставились на Калинку, готовившуюся к поединку. Ее созревший возраст не позволял сомневаться, что гладкость под подолом – результат бритья. Простонародное имя, больше похожее на прозвище, и рыскающий в поисках покровителя взор намекали, что прошлое у Калинки было неблагополучным даже в лучшие времена до плена. Это наводило на мысль, что интимное бритье – не собственное решение девушки, а то и не добровольное. Фигурой Калинка походила на подростка – узкоплечая широкоскулая нескладеха, коленки да кости. Смешливые лучики вокруг рта мгновенно превращались в изможденные морщины, стоило глянуть на них под другим углом. Ступни и голени были исцарапаны, колени в синяках, по маленьким ягодицам не так давно прошлись ремнем или палкой, если судить по длине и ширине темных следов. В общем, девчонке в жизни досталось.

Калинка замерла на миг, затем присела, сильно согнув ноги, и склонила корпус вперед. Она словно собралась сходить по-маленькому. Ее противница, наоборот, выгнулась грудью и животом, чтобы обеспечить середине тела больший размах.

– Начали!

Капитанская рука упала, и реверс победительницы сошелся с похожим на испуганно выставленные кулачки тылом соперницы. Но. Одновременно с откидыванием назад Калинка распрямила ноги, тело взлетело, словно им выстрелили, и в полете целиком обрушилось на высокую девушку.

Бывшая победительница качнулась под прилетевшей сверху тяжестью, в поисках равновесия одна ступня сдвинулась вперед.

– Калинка! – заорали пираты.

Высокую удалили, ее место заняла другая – до безобразия прыщавая толстуха с короткими коричневыми кучеряшками, круглым лицом и близко посаженными глазками. Пышный зад после оголения тоже оказался прыщавым. Понятно, что симпатии зрителей единогласно остались на стороне предыдущей победительницы, мужики есть мужики, а мужикам бы только хлеба и зрелищ, как правильно сформулировали товарищи древние римляне. Хлеб ушкурники заработали (то есть, отобрали у более слабых) сами, а Калинка обеспечивала зрелищем. Причем, предоставляла его больше, чем конкурентка, несмотря на несоразмерность объемов. Зрелище – оно не в объемах.