Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

В последний момент я подхватил и поставил на ноги.

– Спасибо. – На меня уставилась Вселенная, полная слез и боли.

– Пошла! – Калинку снова толкнули.

Чужой мир сломался, как раздавленные ботинком хулигана очки отличника. На месте сталкивавшихся во тьме вакуума цветных галактик образовалась одна сплошная Черная Дыра – никаких чувств, никаких красок, никакого света. Полыхнуло смертью. Увы, не смертью тех, кто довел. Это был предел отчаянья, Калинка не хотела жить сама.

Ядрей тоже поддал по хлипкому задику, ко мне обратилась его частично беззубая улыбка бывалого бойца с трудным детством:

– Твой тип?

– Еще чего.

Ядрей, переведя глаза удалявшуюся Калинку, хмыкнул с видом взрослого, который учит первоклашку правильно переводить старушек через дорогу:

– Добро не ценится, люди от него наглеют.

– Я просто помог.

– Ну-ну. Теперь будешь расплачиваться, поверь моему опыту.

– За что?

– За все хорошее.

На втором круге он просто оттеснил меня с первой линии. Тоскливый взор Калинки зря рыскал в массе тянувшихся щупалец, ударным методом обеспечивавших необходимое ускорение поступательного движения.

Потом одна участница сменяла другую, побеждали то вес, то опыт, хотя особого рвения не просматривалось. Зрителей это нервировало.

– Нет стимула, – философски заметил кто-то. – Им все равно. Даже боятся выиграть, чтобы скорей исчезнуть с глаз долой.

Несколько голосов мгновенно перевели мысль в нечто знакомое и легко осуществимое:

– Высечь, чтоб пошевеливались!

До порки не дошло, подействовала сама угроза. Пихание стало живее, зрелище – веселее. Девушки старались, но излишнего внимания избегали, никто не желал стать чемпионкой.

Мне казалось, что для мотивации следовало чем-то награждать победительниц. Я смолчал. Придумать, как объяснить очевидный для меня факт разгоряченным пиратам, не получилось. Они знали только кнут, пряником считали отмену кнута. Что ж, своего рода тоже пряник.

Дело дошло до Любы. Время, когда не вмешаться нельзя, наступило. Я напрягся.

Меня опередил капитан.

– Фу. – Урван оглядел примолкшую ватагу соратников. – Еще родит ненароком.

– Следующая! – поддержал хор голосов.

Ноги Любы подогнулись, и она практически упала обратно в траву.

Я шумно выдохнул застоявшийся воздух. Мышцы расслабились. А колени почему-то задрожали.

После того как последняя пара дуэлянток скрестила тылы и выявила победительницу, ушкурники возле меня расступились, ко мне подошел Урван. Те пираты, которые сидели на земле, поднялись на ноги и вместе со всеми обернулись ко мне и капитану. Назревало нечто серьезное.

Урван вытянул руку в мою сторону, но не указывая, как показалось сначала, а что-то протягивая.

– Это тебе.

Вместо кинжала, отправленного на дно вместе с Лихарем, мне торжественно вручили мой же Гордеевский нож работы Терентьевских мастеров.

– Заслужил. – Урван повесил его на мой пояс, ушкурники одобрительно гаркнули нужные слова во имя Волка и Священного леса.

– Урван Безухий никогда ничего не забывает. Сегодня ты герой дня вместе с Возюкой и Арцаком. Они отличились на земле, ты – на воде. Настоящий речной волк. Можешь первым выбрать трофей.

Его слова дошли до меня не сразу.

– Это честь, Чапа. – Безухое лицо капитана показало на жмущихся друг к другу пленниц.

Меня подбодрили выкриками:

– Давай, нечасто получается выбрать раньше капитана!

– Это что же… Но я… – У меня перехватило горло.

Ядрей пихнул в спину:

– Чапа, не выделывайся. Вспомни, о чем мы говорили.

А Урван посмеялся:

– Не переживай, это не на всю жизнь, а только до утра.

Ушкурники загоготали. Меня бросило в краску. Пленницы со страхом косились на нас. Вряд ли они слышали разговор дословно, но понимали, о чем идет речь. И ничего не могли сделать. Они – добыча.

«Людей уважают, вещами пользуются».

Я смотрел на Любу. А она на меня не смотрела. Узнала ли? Как не узнать, если имя горланят так, что по воде рябь идет и деревья качает. Второго такого имени не сыскать, а если найдется, то как не посмотреть, кому принадлежит?

Люба не смотрела.

– Давай, Чапа, люди ждут.

– Ее.

– Тяжелую? Ты что, крышей поехал? Ее и оставили-то для количества, на всякий случай.

– Случай наступил. Ее.

Урван хмыкнул, одна половина его изуродованного лица скривилась:

– Тебе виднее. Тяжелую, так тяжелую, другие только порадуются. Забирай.

– Куда?

Пираты снова разразились противным хохотом.

– Лес большой!

Урван напомнил:

– Чапа герой, но он новенький.

Это значило, что следить или хотя бы присматривать за мной не перестанут.

– Пусть идет на «Везучий», места много, а выход с него единственный.

Урван согласился.

– Слыхал? Бери, кого выбрал, и дуй на челн, пока завтракать не позовем. Грызь, отвези.

Один ушкурник бросил «Про меня не забудьте!» и пошел к лодке. Меня негнущиеся ноги понесли… нет, потащили к пленным.

– Пойдем, – сказал я Любе, остановившись в нескольких шагах.

На двух слогах голос срывался дважды.

Люба подняла взгляд. В нем была пустота.

– Как скажете, хозяин, – тихо принеслось в ответ.

Два других героя дня едва не подрались за Голубу. Капитан разрешил спор, забрав ее себе, а герои выхватили из толпы других красивых девчонок. Числом ушкурники превосходили пленниц, поэтому оставшихся делили на нескольких или разыгрывали в монетку. Думая совершенно о другом, я все же отметил, что монетка была обычной, местной. Чудеса отменялись. До того, как страна башен пустила реку по новому руслу, Каиново племя не было изолировано, и затертые кулоны хранителей Последнего завета, скорее всего, принесены в долину отсюда.

Лодка довезла нас до борта, я помог Любе подняться. Ее рука была холодной, как лед, и рыхлой, как вата. Глаза по-прежнему глядели в пол. Люба в молчании просеменила до люка и остановилась. Грызь отчалил, мы остались одни на огромном корабле. Я освободил Любу от веревок.

– Только ребеночка пощадите, – заговорила она. Голос едва прослушивался, мысли сбивались, ее затрясло. – Я все сделаю, только не трогайте ребеночка, он уже пихается, он хороший…

– Люба! – Я встряхнул девушку за плечи. – Это же я!

Испуганный взгляд поднялся с пола на меня и вновь опустился.

– Я вас не знаю. Откуда вам известно мое имя?

– Любомира, это же я!

– Я Любослава. О Любомире давно нет вестей.

Меня словно ошпарило. Мне же рассказывали, что есть такая замужняя сестра-близнец из Еконограда. Но как же похожа!

– Кузнец Немир доехал до вас несколько месяцев назад?

– Трудно стоять. Можно, я сяду? Но если нельзя…

– Садись, конечно.

Я спрыгнул в трюм, через минуту вверх ударил гейзер пустых мешков и тряпок неизвестного назначения. Из собранных вещей получилось подобие матраса, разостланного на прямом участке перед рулем.