Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

– Одно слово – спасизады, – со злостью уронил второй.

– Когда касается мужиков – соглашусь. – Несмотря на общий настрой, я рискнул возразить. – Но там же дети и даже, посмотрите, беременная…

Моя указывавшая вперед рука дрогнула. Меня качнуло. Среди девушек одна действительно была в положении.

Это была Люба.

– Женщина может взять нож и убить врага, пусть и ценой своей жизни, – ответил мне кто-то сзади. – Где такие живут, туда второй раз не сунутся, дураков нет. А кто свой зад ценит выше остального, тот не человек, а вещь. Людей уважают, вещами пользуются.

Я не слушал. Перед глазами пронеслись женитьба на дочери кузнеца, «медовый месяц» по раздельности, Любина уловка в вывешивании флагов, которые того не заслуживали…

Я же не трогал ее! Почему?! Заплатила десятину?! Но я сбежал после седьмого флага!

Полет мысли прервали пиратские вопли о зрелищах и развлечениях. Капитан дал разрешающую отмашку. Плененным вынесли рубища из рогожи, стертые до дыр рубахи и просто лоскуты рванины, в которые можно было кое-как завернуться.

Пленники напоминали сбившихся в косяк рыб. Их окружали страшные акулы, и рыбки метались в середине, толкались, то и дело задевая соседа. Малышня не стеснялась, здесь вплоть до совершеннолетия ничего не стесняются, а девушки старались забраться вглубь «косяка». Снаружи раздавался недовольный свист, следовали окрики:

– Куда, красавица?! Стоять!

Одни голоса со смехом перекрывали другие:

– Ты о чернявой? Если она красавица, то я скромник!

– Ну, тогда это точно первая в мире красавица!

Остальных веселая перепалка не интересовала, они подбадривали робких:

– Давай-давай, белка, родичей не стесняются, а мы скоро все станем родственниками. Каштанка, а ты куда торопишься? Ночь впереди длинная… Даже мы не торопимся, га-га-га!..

– Рыжка, можно помедленнее?! За тобой не гонятся.

– Уже, – сразу хохотнули откуда-то.

– Пока, – прибавили другие.

Третьи хмыкнули:

– А почему?

Четвертые подхватили:

– Потому что не видно, стоит ли гнаться. А ну, милая, да-вай! Да-вай!

Как я понял, клички давали по цвету волос. Впрочем, не только.

– Булочка, у тебя не булочки, а целые подушки!

– Там не подушки, там весь матрас, причем двуспальный! Вот у веснушки – подушки!

Пираты удовлетворенно вопили, девушки теснились и быстро прятались в предоставленное им рванье. Прежние вещи у них забрали, теперь это тоже добыча. Детей и подростков отделили от представительниц прекрасного пола, которые остались жаться друг к дружке у центрального костра. Я не отрывал взгляда от Любы. Кутаясь в дырявый кусок ткани, солнечная пышка с надутым животом глядела в землю. Раньше ее волновал платок на голове, даже в ущерб остальному одеянию. Теперь – нет. Она просто была в ступоре. Волосы грязными патлами свисали до плеч, полные руки поддерживали сокровищницу, в которой ютилась новая жизнь.

Чья?! Кто посмел?! Ее захватили с убегайцами, а это значит, что в Зыряновку пришла беда. Но ведь – сбежала! Кстати, почему она одна, где Постник, Елка, Фенька, Урюпка? Постник, скорее всего, пал смертью храбрых на поле боя, иного при его характере не представить, такой никогда не станет списизадом. Урюпка – это маленький Постник, мальчугана пришлось бы увозить связанным, и при первой возможности он сбежал бы, чтоб отомстить или погибнуть. С мальчишками ясно, но девочки – где они?

Довольный гул прокатился по поляне, ушкурники образовали неровный круг. Пахло дымом и горелым мясом, с воды тянуло холодом, окружающее скрылось в темноте, мрачно контрастировавшей с огнем костров. Языки пламени придавали тем, кто очутился в центре, несколько мистический вид.

– Состязание! – требовательно заорали пираты.

Со вздохами и переглядыванием девушки и молодые женщины поделились на пары.

– По очереди! – объявил Урван.

В центре осталась одна пара, остальные отпрянули – злые возгласы ушкурников заставили их опуститься наземь, чтобы не закрывать вид на действующих лиц.

Две девушки не походили друг на друга ничем, кроме обреченной сгорбленности и опустошенности в глазах. Одна была низенькой и коренастой. Вторая, длинная и нескладно-худая, напоминала сложенного из спичек человечка. Девушки встали на расстоянии полуметра спинами друг к другу, животы выпятились вперед, плечи напряглись.

Урван взмахнул рукой:

– Начали!

Высокая угловато переломилась, посылая зад как можно дальше, где произошла встреча с более плотной кормой соперницы. Коренастая от звучного соударения устояла, а высокую отбросило.

– Ага-га! – разнеслось над поляной многоголосое мужское ржание. – Так ее! Вот это удар!

Параллельно раздавались недовольные выкрики:

– Кто ж так бьет? А упор? А сместить вес?

Проигравшая собралась отойти, ее остановили.

– Еще раз. Только теперь стараться и… – Выдержав паузу, поддержанный ревом своих людей капитан жестко завершил: – И чтобы зрелище было настоящим!

Пленницы в недоумении крутили головами. Те девушки из сидевших, кто знал или догадывался, о чем идет речь, с тоской опустили лица.

– Подолы задерите! – злорадно объяснили зрители.

Руки ближайших надсмотрщиков потянулись к хлыстам.

Вспомнилось недавно сказанное: «Женщина может взять нож и убить врага, пусть и ценой жизни. А кто свой зад ценит выше остального, тот не человек, а вещь». Таких, кто мог взять нож, здесь не было, они либо успешно сбежали, либо не дожили до позора. Остались только согласившиеся, что теперь они – вещи.

Соревнующиеся девушки вновь заняли позицию, поспешно подтягивая пальцами низы облезлых хламид. Поднятые до середины бедер подобия платьев на миг остановились, но дружный рев ушкурников заставил продолжить. Девушек подстегивал свист, на них выплескивались раздражение и угрозы. Зрители успокоились, лишь когда ворох матерчатых складок оказался почти на талии, а придерживавшие руки напомнили боковины буквы Ф.

– Выше! – еще кричал кто-то, но остальные уже замерли в ожидании батла.

Оголение не прошло даром, соперницы съежились, превратившись в торчавшие лохмотьями несвежие грибы на ножках. Женские ноги, в другое время привлекавшие взор, вызывали жалость, окаменевшие ягодицы – стыд.

У пиратов они вызвали довольный плотоядный смех.

– Приготовиться! – Рука Урвана взлетела к небо.

Глядя в землю, высокая и коренастая напружинились.

– Начали!

Звонкий шлепок ударил по ушам одновременно с разнесшимся восторгом пиратов. Высокая заранее откинулась назад, это помогло. Коренастая покачнулась, всплеснула руками, лохмотья вновь упали на бедра.

– У-у! – взвыли ушкурники. – Штраф!

Они могли делать с жертвами что угодно, пленники пусть не назывались рабами, но были ими. А что полагалось рабу, который провинился?