Анна Замосковная - Отбор женихов для волчицы лунного князя

Пальцы по-прежнему на шкуре Ариана, и когда он продолжает путь, дёргает меня вперёд. Идём. Ноги слабеют от волнения.

На дорогу выступает фигура в белом одеянии. Неподвижно ждёт. Мне зябко, и я притискиваюсь к тёплому боку Ариана. Наши густые тени скользят по залитым серебром травам, но почти не видны на тёмном полотне дороги.

Скоро становится понятно, что ждёт нас женщина в тоге. Лицо неопределённого возраста застыло в нейтральном выражении, но, кажется, она недовольна.

Перед ней Ариан останавливается. Она низко кланяется ему, – на тёмных кудрях мерцают блики луны, – а потом переводит ледяной взгляд на меня.

– Пошли, – голос рокочущий, повелительный.

Впиваюсь в шерсть Ариана. Он не двигается. На мои стиснутые на шкуре пальцы женщина смотрит со странным выражением лица. Потом роняет:

– Не бойся, не укушу. – Разворачивается. – Если будешь себя хорошо вести.

Ариан подталкивает меня боком, изгибается, пытаясь сбросить руку. Изверг мохнатый!

Ладно, буду себя хорошо вести, чтобы не кусали. На немеющих ногах иду за женщиной. Оборачиваюсь: Ариан смотрит так, будто в последний путь провожает.

– Ещё успеешь на него насмотреться, – одёргивает женщина.

Со вздохом опускаю взгляд на чёрную дорожку. Но любопытство сильнее, поглядываю по сторонам: а домики-то обитаемы! Из окон, из-за углов домов меня рассматривают мальчишки и девчонки, девушки, женщины. Мужчины тоже есть. Некоторые расхаживают в зверином обличии. Не скажу, что их много, но пока шли к большому двухэтажному дому с высокой оградой и распахнутыми металлическими воротами, насчитала тридцать пять жителей.

– Простите, а кто это все? – уточняю я.

– Лунные воины и их семьи, будущие жрицы, – не оборачиваясь, сообщает женщина. – Личная стая лунного князя.

– А почему такая маленькая?

Остановившись, женщина смотрит через плечо:

– Здесь не все, но больше ему не надо. Его власть держится не на количестве клыкастых пастей.

– А на чём?

– Входи, – женщина кивает на просторный вытоптанный двор.

Оглядываюсь: Ариан стоит на дороге. Смотрит. Надеюсь, ему просто делать нечего, и это не проявление беспокойства за мою жизнь.

– Входи, – чуть громче повторяет женщина.

Вздохнув, захожу во двор. Из окна второго этажа, прилипнув к стеклу, на меня во все глаза смотрят три девочки. Моя спутница поднимает голову, и они тут же исчезают в сумраке дома.

Кажется, её боятся.

Нахмурившись, женщина затворяет одну створку, затем вторую и запирает их массивной перекладиной. Причём её ворочает легко, на обнажённых руках чётче проступают мышцы.

Словно мышеловку захлопывает.

Ариан, куда ты меня засунул?

– Ну что ж. – Женщина упирает руки в боки и пристально меня оглядывает. – Приступим.

– Первое и самое главное, что ты должна запомнить, – вещает строгая женщина, заливая в огромный таз с травами ведро кипятка. Горячий воздух наполняется горькими ароматами. – Это то, что князю ты жизнью обязана.

В бревенчатой жаркой бане почти невозможно дышать. Под потолком горят плоские электрические светильники. Я стою, прикрываясь руками, и по коже сползают капли пота. А моя строгая банщица, представившаяся Велиславой, щеголяет в лёгкой облепившей сильное тело сорочке, и это кажется мне жутко несправедливым.

Опрокинув в таз ещё ведро стоявшего возле печки кипятка, она продолжает рокотать:

– Лунная жрица – это не только сила, но и правильный образ мыслей, не дающий эту силу использовать во зло.

«А как же жрица, поучаствовавшая в убийстве другой жрицы?» – хочу спросить я, но закусываю губу: если Ариан захочет рассказать о своих подозрениях Велиславе, сделает это без моей помощи.

Взяв большой деревянный ковш, Велислава размешивает запаренные в тазу травы. Я делаю маленький шажочек от пышущей жаром печи: это Велиславе хоть бы хны, а я уже испеклась.

– Именно поэтому делается всё возможное, чтобы сила перешла к девочкам, которых воспитываем мы. Получивших дар мы растим в ещё большем уважении к князю и служении народу. Чем искреннее это желание, чем чище помыслы жрицы, тем сильнее она становится.

– Правда? – вырывается у меня.

Поджав губы, Велислава несколько мгновений смотрит на меня. Вздыхает:

– Почти. Осечки случаются даже с выпестованными под чутким руководством жрицами: порой для них любовь, муж, дети становятся важнее верности. Поэтому получение силы взрослыми, не воспитанными должным образом женщинами крайне нежелательно. Но сейчас век гуманизма, что поделать. – И так смотрит, будто гадает, можно ли меня убить и потом сказать, что я сама виновата. – Цени доброту князя: он был вправе убить тебя и забрать силу для одной из наших преемниц.

Да я уже оценила: он меня ещё от взрыва спас. Но что-то кажется, Велислава этому известию не обрадуется.

Она хмурится, взмахивает рукой:

– И хватит зажиматься, у нас наготы стесняться не принято, чем быстрее к этому привыкнешь, тем лучше для тебя.

Правильно, конечно, говорит, но всё равно неловко. Напоминаю:

– Но вы-то одеты.

– Я тут церемонию провожу, между прочим. Моя одежда – символ разницы нашего статуса и исполняемых функций. А к наготе привыкай. Благо тебе есть, что показать.

Велислава вылавливает из таза стебли пахучих трав и с небрежной лёгкостью заливает в кипяток четыре ведра холодной воды.

– Тронь, не слишком ли горячо, – кивает на тёмную душистую воду.

Эта забота о моём удобстве неожиданна и подозрительна. Искоса следя за Велиславой, осторожно окунаю кончики пальцев в воду.

– Горячевато, – шепчу я.

– Что ты блеешь, как овечка?

Меня захлёстывает внезапная злость. Расправляю плечи, вскидываю голову и чётко, обжигаясь раскалённым воздухом, сообщаю:

– Слишком горячо для меня.

– Ну наконец-то. – Велислава заливает в таз ещё ведро, пустые вставляет друг в друга и относит к низкой двери. – Слабости здесь не любят и не прощают. – Она снимает с полки мочалки и бросает в стоящий на широкой скамье таз. Ковшом зачерпывает в чане печи кипятка и заливает их. – Ты особо-то на смотринах не обольщайся: все тебе мягко стелить будут, буйных волчиц разошлют по родственникам да в подвалах запрут, а как выберешь мужа, как брак свяжет тебя со стаей, так и станет на их перинах спать жёстко. Поэтому никакой слабости: если облили кипятком – улыбнись и скажи, что в следующий раз обидчицу живьём сваришь.

Не сомневаюсь, что Велислава что-нибудь подобное говорила, и ей безоговорочно верили.

– Ну, что стоишь? Садись в таз, – она указывает на тёмную, только что разбавленную воду. – Вымыть тебя надо перед церемонией.

– А что там будет? – без особой надежды уточняю я и сую ногу в тёмную глубину таза, который, пожалуй, честнее назвать круглой ванночкой.