Галина Дитрих - Олег Рязанский

– Причина лежит на поверхности… Кроты под землей ходы копают, шебуршат, возятся, а мыши вблизи своих нор шума на дух не переносят, бегут наружу, спасаются. Посему, потихонечку, да с Божией помощью, до темноты, одолеем еще одну поприщу, – и засеменил по снежку белому, свежевыпавшему.

Мирской люд измерял расстояния верстами: древними, допотопными, межевыми, мономаховыми, дорожными, немеряными, коломенскими… А лица духовного звания – поприщами. Что есть поприща? Пытаясь объяснить пастве расстояние между Землею и Небом, Кирилл Белозерский (1337 г. – 1427 г.), архимандрит Симонова монастыря на берегу Северского озера на Вологодчине, записал, что человеку для преодоления такого пути, пришлось бы потратить пятьсот лет, делая в день по двадцать поприщ! Вам все понятно? [21]

С измерением расстояний шагами тоже не все в порядке, шаг – понятие растяжимое. В период княжения сына Дмитрия Ивановича, на Руси свирепствовала, унесшая множество человеческих жизней, моровая язва, после чего по свидетельству летописей, как и после Ноева Потопа, век человеческий резко сократился. Народ стал слабее, тщедушнее и длина шага, естественно, уменьшилась, а при хорошей жизни длина шага увеличивается, но что следует считать хорошей жизнью?

В Переяславль-Рязанский, стольный град князя рязанского, московский князь отправился заблаговременно, но как и следовало ожидать, Сергий Радонежский добрался раньше, намного опередив конного. Как так? Или не в коня корм? Или лешак поспособствовал намотать конскую гриву на встреченную оглоблю? Почему княжий конь на ровном месте умудрился потерять подкову, а опосля пришлось подковывать и хозяина – каблук у князя московского оторвался! Либо от трения о стремя золоченое, либо при встрече с тверским князем на версте коломенской.

Князья долго здоровались, кони расшаркивались, а разговор не клеился. Кто они друг другу? Друзьями еще не успели стать после многолетних раздоров по поводу Великого Владимирского Княжения, когда каждый на себя одеяло власти перетаскивал. Но уже и не враги заклятые после заключения договора о мире и дружбе на веки веков, “до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит!”

Встрече нынешней князь московский рад и не рад, попытался объяснить встреченному, что спешит по делам важным, столь государственным, что задерживаться, ну, никак нельзя. Но тверской князь с тверским упрямством преграждал дорогу конем, подкрепляя новостью о судьбе бочоночков с медовухой, похищенных лет десять назад из погреба князя московского:

– Один из бочоночков, булькающий, я приобрел, чтобы тебя обрадовать! А со вторым, брякающим, не стал связываться, порченый он, в его брюхе посторонние предметы ворочаются…

Однако, князя московского, похоже, заинтересовал именно брякающий бочоночек. Чуть не клещем вцепился в собеседника для выяснения где, когда и у кого тверской князь видел бочонок брякающий?

– Вчера на ярмарке у Олега Рязанского.

– А поконкретнее?

– Купец некий продавал. На бочоночек, мною купленным, многие покупщики зарились, еще бы, на его днище клеймо княжье – лестное приобретение!

– А судьба брякающего?

– Не нашлось на него охочего, звуки внутриутробные смущали. А тебе, Дмитрий Иваныч, зачем бракованный?

– Для учетности. Из двадцати двух похищенных почти двадцать найдены благодаря стараниям моего сыскаря с третьим увеличительным глазом. Так что, благодарствую за булькающий.

На том и расстались.

Тем временем отец Сергий уже пересекал торговую площадь стольного града Олега Ивановича. Со всех сторон доносились изощренные прибаутки рязанских ярмарочных зазывальщиков:

– Тверячи да москвичи, да темнота вологодская, налетай на калачи – духовиты, горячи, а уж мы, на печи, своего не упустим!

На что приезжие ответствовали соответственно:

– Тряхани мошной, рязань косопузая, коль углядела хрюкалку, так бери!

А в ответ:

– У нас в Рязани и коза в сарафане, а ваши хрюшки голяком позорятся!

Кто чем промышляет, тот тем и торгует. Бондари – бочками, кадушками, обручками… Рыбники – рыбой: соленой, копченой, ветряной, вяленой, пластовой, впрок щипаной, в порошок истертой… Из Гусь-Хрустального привезли стекло цветное, небьющееся, хотя кто-то и возразит, что в те времена Гусь-река пусть и была, но Хрустального и в помине не было! А откуда в таком случае появлялись бусы стеклянные для девиц-красавиц и стекла увеличительные у дознавателей и звездочетов?

Напротив стеклодувов со щеками дутыми скопились дегтяры скопинские, насквозь пропитанные дегтем, духовитым до одури. В Москве недавно откопали бочку. Пятитысячной давности! С таким ядреным дегтярным духом, хоть нос зажимай! Умели предки работать!

Торговали, кто чем мог, покупали – по карману. Точнее, по мошне. Но, несмотря на отсутствие карманов, карманники, все же, были, не зря на базаре кричали: “держи мошенника!”

Похитителя изловили, подзатыльники стали отвешивать. Украл недоросль баранку, а крику на пять караваев!

На освирепелых торгашей наткнулся отец Сергий, усмиряя их увещеваниями:

– Не гневитесь пустословием, чады Божии, проникнитесь жалостью к несмышленому отроку… Да, нарушил он Божию заповедь, но вы, простите его… Притихните на чуток и услышьте как поют птички Божии…

Будто по заказу появились снегири красногрудые из белой березовой рощи, а отец Сергий дальше пошел. Мимо купцов-перекупщиков, продавцов и покупщиков. Мимо гуляк-выпивох, что под прикрытием телег и возков бражничают: с устатку, с достатку, на троих и за компанию, с грусти, с горя, с радости, в жажду, в сладость, для веселия, на посошок и с возвращеньицем… Огибая табор комедиантов и плутоватых фокусников, услыхал отец Сергий громкий рык рассерженного медведя…

Поначалу бой медведя с человеком “на кулачках” выглядел комично: с подножками на бревнышке, с падениями понарошку и, вдруг, зверь озверел! Вместо опрокидывания на спину и махания лапами, сдаюсь, дескать, медведь с диким ревом ринулся на поводыря!

Народ оцепенел, закрыл глаза – настала тишина жуткая… Очнулись и видят – остановился у земляной ограды старец в монашьем одеянии, подобрал подрясник, перековыркнулся через заграждение и очутился перед оскаленной пастью зверя раздраженного с клыками желтыми, страшными!

Народ вторично смежил веки, дабы не зреть расправу ужасную. Однако, медведь не осердился, не впал в ярость, захлопнул пасть, замотал башкой, замурчал по-котячьему…

Открыли люди глаза, видят – бухнулся медведь на колени и пополз к старцу, пластаясь по земле брюхом.

– Батюшки! – закричал кто-то, – да это же наш преподобный Сергий Радонежский! Не зря, знать, в своей обители он с медведем дружбу водил, последним куском хлеба делился и медведь это запомнил.