Юрий Гельман - Дети радуги

Впрочем, уже через минуту он стал неистово хлестать себя по щекам – не поверил в реальность происходящего и хотел убедиться, что не спит, не бредит. Картинка не исчезала, сознание работало четко, даже на каких-то повышенных «оборотах», фиксируя все окружающее однозначно и ясно. И это несказанно обрадовало Алексея.

Подтащив к пролому что-то, напоминавшее табурет, и кое-как выбравшись наружу, туда, где все еще слабо отсвечивали фосфорным сиянием деревья, он стал с удвоенной энергией карабкаться на вершину холма. Передохнув немного у сосны, Алексей пополз вниз. Нужно было, во что бы то ни стало переправить в укрытие Зебру. Добравшись до него, Алексей обнаружил того почти бездыханным. Конкин лежал в сугробе с закрытыми глазами, больше похожий на обледеневший труп, чем на живого человека. Алексей принялся тормошить товарища по несчастью, но тот лишь вяло стонал, не выражая желания бороться за жизнь. Тогда Сапожникову пришлось волоком тащить отяжелевшее тело – сначала снова наверх, к сосне, потом вниз – к подножию холма, где в светлой простыне снега зияла чернотой рваная дыра.

Оказавшись внутри землянки, Алексей еще раз прополз по всему помещению, в котором едва угадывались предметы. Он постарался запомнить их расположение, а потом, подхватив Конкина подмышки, подтащил его к лежанке. Тело товарища рухнуло на деревянный топчан с глухим стуком.

– Кто здесь? – четким голосом вдруг спросил Зебра. Сознание на миг вернулось к нему, и снова потухло.

Алексей не ответил. Зебра больше не спрашивал. Он затих, и в голове Сапожникова мелькнула мысль о еще одном «приятном» соседстве.

Не рассиживаясь, и стараясь не расслабляться, Алексей снова принялся ползать по полу, прощупывая каждый его клочок. Под руки попадались какие-то бумаги, скорее всего, полуистлевшие книги или журналы. Возле печки Алексей наткнулся на кочергу, небольшую жестяную коробку с золой. «Спич-ки! Спич-ки! – набатом стучало в его голове. – Здесь должны быть спички!» Откуда он знал, что они должны быть – интуиция или отчаянный всплеск последней надежды? От маленького коробка с тонкими палочками – от такой обыденной малости, которую порой не замечаешь в устроенном и сытом быту, – теперь целиком зависела его жизнь.

Отвратительно дуло сверху – из пролома в крыше. И сыпался снег, мелкий, колючий. Он покрывал тонким слоем внутренности жилья, скорее всего, какого-нибудь охотничьего домика, замаскированного под холмом. Так поначалу решил Алексей.

«Здесь летом буйная растительность наверняка скрывает его от посторонних глаз, – подумалось ему. – А теперь вокруг все мертво до весны. Но должны же быть спички! Охотники всегда оставляют запас необходимого – для следующего посещения, которое вполне может оказаться авральным».

Он поднялся с колен, стал шарить руками по столу. Наткнулся на ледяной металлический предмет, похожий на чайник. И еще – нашел спички. Спички!!! Руки Алексея затряслись, радость, переполнившая его, чуть не вытолкнула наружу сердце. Осторожно выдвинув коробочку из футляра, Алексей непослушными пальцами достал тонкий деревянный прутик с головкой серы на конце. «Господи! Если ты есть, – прошептал он про себя, – только бы они не отсырели…»

Луковичка огня с шипением вспыхнула в его руках и слабо озарила землянку. Приподняв руку над головой, Алексей огляделся. И тут же увидел на столе, кроме чайника, подсвечник со свечой. Остатками огня, быстро таявшего в пальцах, он заставил свечу вспомнить о своем назначении. Вначале пламя сделалось величиной с горошину – оно было синим, и никак не хотело светлеть и разгораться. Потом свеча неожиданно чихнула, и горошина стала постепенно расти, превращаясь в наконечник копья. Сначала он был малиновым, потом пожелтел и вскоре стал настоящим огнем, несущим надежду на спасение. Дрожащий свет разлился по землянке, вкрадываясь в ее неровные углы.

Но не свет теперь становился главным приоритетом – для выживания нужно было тепло. И оно оказалось совсем рядом, просто в двух шагах. Возле печки лежали щепки и небольшие чурочки, нарезанные в размер топки. Торопливо скомкав и уложив на колосники несколько кусков бумаги, валявшихся на полу, Алексей примостил сверху горсть щепок и снова зажег спичку. И уже через десять минут почувствовал, как от железного корпуса побежало во все стороны тепло – реальное тепло, подарившее тому, кто в нем так нуждался, искреннее желание жить дальше.

А еще через какое-то время Сапожников стащил Зебру с лежанки, на которой тот бесшумно спал, и, как бревно, подкатил его к печке – почти вплотную. А потом принялся методично подбрасывать в огонь чурку за чуркой, пока «буржуйка» не раскалилась докрасна. Вскоре Конкин подал первые признаки жизни. Он пошевелил рукой и что-то пробормотал.

– Ничего, ничего, – приговаривал Алексей, – сейчас я тебя отогрею. Будем жить!

Он встал во весь рост – может быть, впервые за последние несколько часов – и спокойно осмотрелся. Землянка, ставшая убежищем для двух зеков, представляла собой помещение длиной, примерно, метра четыре и шириной – три. В ней вполне можно было стоять, выпрямившись – Алексей, хоть и был роста чуть выше среднего, едва лишь доставал головой до «потолка». «Потолок» же, как показалось Алексею в полумраке, сложен был из тонких бревен, которые сверху покрывали ветки потоньше – и так в несколько слоев крест-накрест.

Ощутив прилив тепла от раскалившейся печки, Сапожников понял и то, что тепло это с ошеломляющей скоростью тут же улетучивалось в зияющую над головой дыру. Тогда он собрал с пола те ветки и сучья, которые упали под его тяжестью, и попытался заделать прореху. Нужно было, во что бы то ни стало восстановить крышу над головой. Провозившись минут двадцать, он остался доволен достигнутым результатом, и уставший присел к столу. И только теперь ощутил невероятный голод.

Конкин тем временем отогрелся, лежа спиной к печке, и начал подавать признаки жизни. Он пошевелился, перевернулся на спину, чуть ли не касаясь локтем раскаленного железного каркаса, и стал косить глазом на отсветы огня, плясавшие по стенам землянки.

– Где я? – вдруг спросил он.

Сапожников повернул голову. Смолчал, наблюдая.

– Кто здесь? – выдавил из себя второй вопрос Конкин.

– Это я, Федя, – ответил Алексей. – Сапожников. Ты – как?

– Паршиво, – сказал Зебра. – Нога болит, сука, спасу нет! Слышь, Сапожников, ты спроси у ребят с верхнего склада, может, у них какой фельдшер имеется. Надо что-то делать… а то ведь загнусь я.

Сапожников молчал.

– Ну, Сапог, ты где? – приподнял голову Конкин. – Спроси.

– Мы не на складе, Федя, – ответил Алексей.

– А где?

– Мы не дошли. Заблудились.