Юрий Гельман - Минтака Ориона

Затем он сам долго рылся в своем рюкзаке, перекладывая тюбики с краской, кисти, карандаши, рулон льняного полотна, листы белоснежного ватмана. И еще был плащ, заботливо уложенный в полиэтиленовый пакет. Он долго держал его в руках, о чем-то размышляя. Потом сунул на самое дно рюкзака и застегнул клапан.

Во второй половине декабря по довольно глубокому уже, плотному снегу, выбелившему черноту лесов и полей, Сергей отправился в Санкт-Петербург. Никифор Лыков, которому по душе пришлись замысловатые беседы с московским гостем, наладил сани, запряг в них все ту же свою единственную лошаденку. Она дивилась серебристой белизне вокруг, наклоняла морду, вытягивая теплые, мохнатые губы и щипая снег. Должно быть, она хорошо знала, что сани тащить куда легче, чем телегу по непролазной грязи, и – радовалась.

– До Петербурга-то всего шестнадцать верст с небольшим, – бодренько сообщил Никифор, проверяя сбрую. – За два часа домчимся, Сереженька.

Он подарил гостю зимнюю обувь, штаны да безрукавку стеганную, старый, слегка вытертый с боков, но довольно крепкий еще кафтан, заячью шапку. Со стороны уже нельзя было отличить московского гостя от обыкновенного крестьянина. Это и было надобно Сергею – влиться в народ, вжиться в эпоху, стать обыкновенным, незаметным. Он прекрасно понимал, как дико и нелепо выглядел бы в своих джинсах и курточке на молнии среди серых, но по-столичному праздничных улиц Петербурга.

Тепло, почти по-родственному, попрощавшись с Марией Ивановной, пустившей слезу, Сергей умостился на санях. Никифор укрыл ему ноги попоной, сам угнездился рядом, потом цмокнул сочно так, понятливо. И лошадка, которой уже не терпелось подвигаться, весело зарысила по дороге.

Примерно через два часа, как и обещал Никифор, они въехали на постоялый двор, что приютился на окраине города меж двух длинных серых домов, похожих на бараки.

– Ну, Сереженька, – сказал Никифор, прощаясь, – я теперь Лопатке овсика задам, да восвояси, пока засветло. А тебе, дружок, все улицы тут открыты. Найдешь, небось, место для ночлега.

– Найду, не беспокойтесь.

– Ну, не поминай лихом!

– И вы меня, – ответил Сергей, и так грустно ему стало вдруг, так одиноко. Снова одиноко.

Но у него был язык, были глаза и руки художника. И самое главное – у него было желание, искреннее и уже достаточно твердое, – влиться в этот почти незнакомый мир, стать его неотъемлемой частью.

Когда Алла Геннадьевна вернулась домой, Игорь уже ждал ее. Развалившись на диване в прихожей, он смотрел новости по телевизору. Бутылка виски, опустошенная на треть, стояла возле него на столике.

– Я же просила тебя не пить! – сказала Алла Геннадьевна.

– Ты просила не напиваться, – заметил Игорь. – И я до сих пор не напился, как видишь. Хотя возможностей для этого у меня было предостаточно.

– Ладно, не цепляйся к словам, – сказала Алла. – Я сейчас переоденусь, и ты мне все расскажешь.

– Ничего я не буду рассказывать, – буркнул Игорь. – Еще не хватало грузить тебя своими проблемами. Ты и так слишком много времени уделяешь моей скромной персоне.

– Малыш, ты никак повзрослел! – воскликнула Алла Геннадьевна.

– Вот именно.

– И тебе совсем не нужна моя поддержка?

– Как тебе сказать… Куда же я без тебя?

– Вот именно, – на этот раз мягко сказала Алла Геннадьевна. – Подожди меня пару минут.

Она поднялась на второй этаж в спальню, сняла с себя костюм деловой женщины, купленный когда-то в Милане, надела атласный халат с огромными красными цветами на черно-золотистом фоне и снова предстала перед братом.

– Ужинать будешь? – спросила, подходя к дивану.

– Что именно?

– Сама не знаю, – ответила Алла. – Мой повар никогда не рассказывает, что готовит. Разве что я сама иногда попрошу чего-нибудь.

– А кстати, почему у тебя в прислугах нет ни одной девушки? – спросил Игорь. – Ну, просто не на кого глаз положить.

– У меня все ребята, как на подбор, – ответила Алла Геннадьевна. – Вполне симпатичные молодые люди.

– И каждый знает свой маневр, – добавил Игорь.

– Да, ты прав, – согласилась Алла. – А девушки… Видишь ли, малыш, я бы не хотела прийти однажды домой и стать невольной свидетельницей какой-нибудь пикантной ситуации. А это, как несложно предположить, могло бы хоть раз, но случиться. Вот почему и дома, и на работе я не прибегаю к услугам слабого пола. Женщина в этом доме должна быть одна.

– Может быть, ты и права, – согласился Игорь. – Я давно заметил, что все мужики, которые крутятся вокруг, смотрят на тебя, как на икону.

– Потому что я для них – всё. И это, кстати, великолепный стимул каждому работать с полной отдачей. Негласное соревнование, так сказать.

– И что, кроме раболепия они не выражают ничего больше? – спросил Игорь, хитро улыбаясь. – Неужели до сих пор не нашелся никто, кто бы отважился на попытку завоевать твое сердце?

– Представь себе, что никто.

– А я даже знаю, почему, – сказал Игорь. – Хочешь, поясню?

– Сделай одолжение.

– Так вот. Ты, дорогая сестричка, очень красивая, эффектная женщина. И в этом-то вся беда. Ты явно кажешься неприступной. Твоей красотой восхищаются, но ее же и боятся. Да-да, не смейся. Есть категория женщин, к которым невозможно подступиться. И ты – яркий пример. Если вдруг захочешь выйти замуж, у тебя могут возникнуть проблемы.

– Что ты болтаешь! Полный вздор, малыш. А замуж… Ты прекрасно знаешь, как я любила Сергея. И, представь себе, давно поняла, что таких, как он, просто больше нет на свете.

– Сказано с большим пафосом.

– Зато искренне, – ответила Алла. – Ну, что, есть будешь?

– Нет, я не голоден.

– Так что там у вас? Выкладывай.

– Ну, что? Ты же помнишь, я говорил, что закупочная комиссия должна быть из Японии?

– Да, помню.

– Ну, тут политика замешалась. Что-то они там снова про острова говорят, я слышал по новостям. Короче, пока не могут прислать специалистов. Так что все откладывается на неопределенный срок.

– А Наташка что?

– Дура, вот что! Она, видите ли, думала, надеялась, что мои гениальные работы купят за хорошие деньги, насуют новых заказов. Хотела на Сейшелы поехать, а тут такой облом.

– И что?

– Ничего. Обозвала неудачником и ушла.

– Действительно дура, – сказала Алла Геннадьевна. – Впрочем, ты не горюй. Когда-то была такая песня: «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

– А я и не горюю.

– Вижу. От меня ведь не скроешь.

– Да ладно, брось. Переживу как-нибудь, – сказал Игорь.

Он поднялся, вразвалочку прошелся по комнате. Сестра молча следила за его перемещениями.

– Пойду я, – сказал он. – Отдыхай, сестричка.

– Ты можешь остаться, – сказала Алла Геннадьевна. – У меня тут одна идейка возникла, обсудим.