Джон Стейнбек - Гроздья гнева

Отец сказал:

– Вы здесь много где побывали – сами знаете, можно сейчас найти сухое место или нет?

– Это верно. А все-таки…

Эл сказал:

– Па, если они уедут, я с ними.

Отец оторопел.

– Как же так? А грузовик?.. Из нас никто не умеет им управлять.

– А мне какое дело? Мы с Эгги должны быть вместе.

– Постой, – сказал отец. – Вы подойдите-ка сюда. – Уэйнрайт и Эл встали и подошли к дверям. – Видите? Проведем плотину от того места сюда. – Он посмотрел на свою ветку. Вода бурлила вокруг нее и поднималась к самому берегу.

– Тут работы надолго, и, может, это все без толку, – не соглашался Уэйнрайт.

– Почему же не поработать, ведь все равно сидим сложа руки. А такого хорошего места больше нигде не найдешь. Пошли. Поговорим с остальными. Браться, так всем.

Эл повторил:

– Если Эгги уедет, я с ней.

Отец сказал:

– Слушай, Эл, если никто не согласится, уезжать надо всем. Пойдемте поговорим.

Они втянули головы в плечи, сошли по доскам вниз и поднялись к открытой двери соседнего вагона.

Мать сидела у печки, подбрасывая прутья в слабо горевший огонь. Руфь подошла, прижалась к ней.

– Я хочу есть, – заныла Руфь.

– Неправда, – сказала мать. – Ты ела кашу.

– Я хочу еще такого печенья. Играть ни во что нельзя. Скучно.

– Скоро будет весело, – сказала мать. – Подожди. Теперь уж совсем скоро. Будем жить в своем домике.

– Я хочу собаку, – сказала Руфь.

– Будет и собака и кошка.

– Рыжая кошка?

– Не приставай, – взмолилась мать. – Перестань ты меня мучить, Руфь. Видишь, Роза больна. Посиди смирно хоть минутку. Скоро опять будет весело.

Руфь отошла от нее, жалобно бормоча что-то.

Из того угла, где на матраце лежала укутанная одеялом Роза Сарона, донесся резкий, внезапно оборвавшийся крик. Мать быстро встала и подошла к ней. Роза Сарона сдерживала дыхание, в глазах у нее был ужас.

– Что с тобой? – крикнула мать. Роза Сарона передохнула и опять затаила дыхание. Мать сунула руку под одеяло. – Миссис Уэйнрайт! – крикнула она. – Миссис Уэйнрайт!

Низенькая толстушка вышла со своей половины.

– Вы звали?

– Смотрите! – Мать показала на лицо дочери. Роза Сарона прикусила нижнюю губу, на лбу у нее выступила испарина, в блестящих глазах стоял ужас.

– Должно быть, начинается, – сказала мать. – Прежде времени.

Роза Сарона вздохнула всей грудью, разжала зубы и закрыла глаза. Миссис Уэйнрайт нагнулась над ней.

– Сразу схватило? Смотри на меня, отвечай. – Роза Сарона бессильно мотнула головой. Миссис Уэйнрайт повернулась к матери. – Да, – сказала она. – Так и есть. Говорите, прежде времени?

– Ее лихорадка треплет, может, поэтому.

– Надо встать. Пусть походит немного.

– Она не сможет, – сказала мать. – У нее сил нет.

– Надо, надо. – Миссис Уэйнрайт держалась строго и деловито. – Мне не в первый раз, – сказала она. – Давайте прикроем дверь. Чтобы сквозняка не было. – Обе женщины налегли на тяжелую дверь и задвинули ее, оставив только небольшую щель. – Сейчас принесу лампу, – сказала миссис Уэйнрайт. Лицо у нее пылало от волнения. – Эгги! – крикнула она. – Уведи отсюда малышей, займись с ними.

Мать кивнула.

– Правильно. Руфь и ты, Уинфилд, пойдите к Эгги. Ну, живо.

– Почему? – спросили они.

– Потому что так надо. У Розы скоро родится ребеночек.

– Ой, я хочу посмотреть. Ну позволь, ма!

– Руфь! Уходи сию минуту. Живо! – Когда говорят таким тоном, спорить не приходится. Руфь и Уинфилд нехотя поплелись в дальний угол вагона. Мать зажгла фонарь. Миссис Уэйнрайт принесла свою лампу-«молнию», поставила ее на пол, и круглое пламя ярко осветило вагон.

Руфь и Уинфилд притаились за кучей хвороста и осторожно выглядывали оттуда.

– Родится ребеночек, и мы всё увидим, – негромко сказала Руфь. – Тише ты, а то ма не позволит смотреть. Если она взглянет сюда, пригнись пониже. Мы всё увидим.

– Из ребят мало кто это видел, – сказал Уинфилд.

– Из ребят никто не видел, – горделиво поправила его Руфь. – Одни мы увидим.

Мать и миссис Уэйнрайт совещались, стоя у ярко освещенного матраца. Говорить приходилось громко, так как дождь барабанил по крыше. Миссис Уэйнрайт вынула из кармана передника кухонный нож и сунула его под матрац.

– Может, и зря это, – извиняющимся тоном сказала она. – У нас всегда так делали. Вреда тоже не будет.

Мать кивнула.

– А мы клали лемех. Да это все равно, лишь бы острое было, чтобы схватки обрезало. Даст бог, не долго будет мучиться.

– Ну как, полегче теперь?

Роза Сарона беспокойно мотнула головой.

– Началось?

– Да, да, – сказала мать. – Родишь хорошего ребеночка. Ты только нам помоги. Можешь сейчас походить немного?

– Попробую.

– Вот умница, – сказала миссис Уэйнрайт. – Ну что за умница! Мы тебя поддержим, милушка. Поведем с двух сторон.

Они помогли ей встать и закололи булавкой одеяло вокруг ее шеи. Потом мать подхватила ее под руку с одной стороны, миссис Уэйнрайт с другой. Они подвели ее к куче хвороста, медленно повернули и пошли назад, и так несколько раз; а дождь глухо барабанил по крыше.

Руфь и Уинфилд следили за ними во все глаза.

– А когда она будет рожать? – спросил Уинфилд.

– Тише! Не то услышат и прогонят отсюда.

Эгги присоединилась к ним. Свет лампы падал на худое лицо и светлые волосы Эгги, а на стене двигалась тень от ее головы с длинным и острым носом.

Руфь шепнула:

– Ты видела, как рожают?

– Конечно, видела, – ответила Эгги.

– А скоро он родится?

– Нет, не скоро.

– А все-таки?

– Может, только завтра утром.

– Тьфу! – сказала Руфь. – Тогда и смотреть нечего. Ой! Глядите!

Все три женщины остановились. Роза Сарона напряглась всем телом и застонала от боли. Они положили ее на матрац и вытерли ей лоб, а она только покряхтывала и сжимала кулаки. Мать тихо успокаивала ее.

– Ничего, – говорила она. – Все обойдется, все будет хорошо. Сожми руки. Теперь прикуси губу. Вот так, так.

Схватки прекратились. Они дали ей полежать немного, потом подняли снова, и все втроем стали ходить взад и вперед, останавливаясь во время схваток.

Отец просунул голову в узкую щель между косяком и дверью. С его шляпы струйками сбегала вода.

– Зачем дверь закрыли? – спросил он. И увидел ходивших взад и вперед женщин.

Мать сказала:

– Ей время пришло.

– Значит… остаемся – хочешь не хочешь.

– Да.

– Значит, надо делать плотину.

– Да, надо.

Шлепая по грязи, отец вернулся к речке. Его отметину залило водой на четыре дюйма. У речки, под проливным дождем, стояли двадцать человек. Отец крикнул:

– Придется делать плотину. У моей дочери схватки. – Его окружили со всех сторон.

– Рожает?

– Да. Теперь мы не сможем уехать.

Стоявший рядом с ним высокий мужчина сказал: