Джон Стейнбек - Гроздья гнева

В том, что это шли члены комиссии, не могло быть никаких сомнений. Три женщины – чистенькие, одетые по-праздничному; одна худощавая, с прямыми, коротко подстриженными волосами, в железных очках; вторая – толстенькая коротышка, седая, кудрявая, с маленьким ротиком; а третья – великанша, грудастая, широкозадая, как ломовая лошадь, вида властного и уверенного. Комиссия шагала по дороге, полная чувства собственного достоинства.

Когда они подошли, мать стояла к ним спиной. Они остановились, сделали поворот направо и выстроились в ряд. И великанша прогудела:

– Миссис Джоуд? Здравствуйте.

Мать круто повернулась, будто застигнутая врасплох:

– Да… да. Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Мы – комиссия, – ответила великанша. – Женская комиссия санитарного корпуса номер четыре. Нам сообщили вашу фамилию в конторе.

Мать засуетилась:

– Мы еще не прибрались как следует. Вы посидите, пожалуйста, а я приготовлю кофе и угощу вас – для меня это большая честь.

Толстушка сказала:

– Джесси, представьте нас. Скажите миссис Джоуд, как нас зовут. Джесси – председательница, – пояснила она.

Джесси проговорила официальным тоном:

– Миссис Джоуд, это – Энни Литлфилд и Элла Саммерс, а я – Джесси Буллит.

– Очень рада познакомиться, для меня это большая честь, – сказала мать. – Вы, может, присядете? Хотя сидеть-то не на чем, – спохватилась она. – Сейчас я приготовлю кофе.

– Нет, нет, – церемонно сказала Энни. – Не беспокойтесь. Мы зашли посмотреть, как вы тут устроились. Хотим, чтобы вы чувствовали себя как дома.

Джесси Буллит строго остановила ее:

– Энни, не забывайте, пожалуйста, что председательница – я.

– Хорошо, хорошо. Но на следующей неделе я буду председательницей.

– Вот и ждите следующей недели. Мы меняемся, – пояснила она матери.

– Может, вы все-таки выпьете кофе? – растерянно спросила мать.

– Нет, благодарю вас. – Джесси взяла власть в свои руки. – Мы сначала покажем вам санитарный корпус, а потом, если хотите, запишем вас в женский клуб, поручим какую-нибудь работу. Конечно, это ваша добрая воля – записываться не обязательно.

– А за это… за это надо платить?

– Платить ничего не надо – надо работать. А когда вас здесь узнают поближе, тогда, может, и в комиссию выберут, – перебила ее Энни. – Вот, например, Джесси – она член не только нашей комиссии. Она входит и в главную.

Джесси горделиво улыбнулась.

– Избрана единогласно, – сказала она. – Ну-с, миссис Джоуд, теперь мы вам расскажем, какие у нас порядки в лагере.

Мать сказала:

– А это моя дочка, Роза Сарона.

– Здравствуйте, – сказали они.

– Пойдемте и вы с нами.

В голосе Джесси звучало достоинство и благодушие. Ее речь была затвержена давным-давно.

– Вы не думайте, миссис Джоуд, что мы суем нос в ваши дела. У нас в лагере есть много мест, которыми пользуются все. И мы установили кое-какие правила. Сейчас мы зайдем в санитарный корпус. Здесь все бывают, и все обязаны поддерживать в нем чистоту. – Они подошли к той части корпуса, где помещались лохани для стирки – числом двадцать. Восемь были заняты; женщины стирали в них белье и складывали отжатые вещи кучками на чистом цементном полу. – Вы можете прийти сюда когда угодно, – сказала Джесси. – Единственное, что от вас требуется, это прибрать за собой.

Женщины, занятые стиркой, с любопытством смотрели на них. Джесси громко сказала:

– Это миссис Джоуд и Роза. Они будут жить у нас.

Все хором поздоровались, а мать чуть присела и кивнула им со словами:

– Очень рада познакомиться, для меня это большая честь.

Джесси проследовала во главе комиссии в уборную и душевую.

– Я здесь уже была, – сказала мать. – И даже помылась под душем.

– Для этого души и сделаны, – сказала Джесси. – Тут те же правила: надо за собой прибрать. Каждую неделю назначается новое дежурство, дежурные раз в день все моют. Может, и вы будете дежурить. Надо приносить свое мыло.

– Придется купить, – сказала мать. – У нас все вышло.

В голосе Джесси послышались благоговейные нотки.

– А этим вы пользовались? – спросила она, показывая на уборные.

– Да, мэм. Сегодня утром.

Джесси вздохнула:

– Что ж, хорошо.

– На прошлой неделе… – начала Элла Саммерс.

Джесси строго осадила ее:

– Миссис Саммерс, об этом расскажу я.

Элла сдалась:

– Хорошо, хорошо.

Джесси продолжала:

– На прошлой неделе рассказывали вы, как председательница. А теперь я попрошу вас помолчать.

– Хорошо, расскажите сами про эту женщину, – согласилась Элла.

– Собственно говоря, – начала Джесси, – наша комиссия не должна сплетничать, но я не буду называть имен. На прошлой неделе сюда зашла одна женщина из только что приехавших; комиссия с ней еще не успела побеседовать. Приходит она сюда, кладет брюки мужа в унитаз и говорит: «Что-то уж очень низко да тесно. В три погибели гнешься. Неужели не могли сделать повыше?»

Члены комиссии высокомерно улыбнулись.

Элла опять перебила ее:

– Говорит: «Сюда сразу много не войдет». – И Элла, не сморгнув, выдержала строгий взгляд Джесси.

Джесси сказала:

– Из-за туалетной бумаги у нас постоянные неприятности. Выносить ее отсюда не разрешается – такое правило. – Она громко прищелкнула языком. – Деньги на туалетную бумагу мы собираем со всего лагеря. – Пауза… Потом: – Корпус номер четыре изводит бумаги больше всех. Наверно, ее кто-то ворует. Об этом говорили на общем собрании: «В женской уборной корпуса номер четыре изводят слишком много бумаги». Так и было сказано, при всех!

Мать слушала их, затаив дыхание:

– Воруют? А зачем?

– Такие неприятности бывали и раньше, – продолжала Джесси. – Последний раз выяснилось, что три девочки вырезают из нее бумажных кукол. Девочек поймали. Но куда бумага девается теперь – неизвестно. Не успеешь повесить рулон, и уж ничего нет. Об этом говорилось на собрании. Одна женщина предложила провести звонок, чтобы он каждый раз звонил, когда рулон поворачивается. Тогда можно было бы уследить, кто сколько изводит. – Она покачала головой. – Просто не знаю, как быть. Я об этом всю неделю думаю. В корпусе номер четыре кто-то ворует бумагу.

Позади раздался жалобный голос:

– Миссис Буллит. – Члены комиссии обернулись. – Миссис Буллит, я слышала, что вы говорили. – В дверях стояла женщина, вся красная, потная. – Миссис Буллит, на собрании у меня духу не хватило признаться. Ну просто духу не хватило. Засмеяли бы.

– О чем это вы? – Джесси двинулась на нее.

– Может… может, это наша вина… Только мы не воруем, миссис Буллит.

Джесси подходила все ближе и ближе, и на лице у кающейся грешницы пот выступил теперь крупными каплями.

– Что я могу поделать, миссис Буллит?