Мартин Кукучин - Дом под горой

— О, дядя Илия, далеконько вас занесло! — воскликнул Нико с такой горячностью, что Зандоме только подивился, — что это, как разошелся его приятель. «Счастливый человек, — подумал он, — ломает себе голову над тем, как помочь народу, а я вот не знаю, как прожить с большой семьей в такие тяжелые времена!» — Далеконько вас занесло, — продолжал Нико, не замечая даже, что Дорица поставила перед ним чашку с черным кофе и смотрит, удивляясь, с чего это они так разгорячились. — Своя государственность, министерство, парламент, свои жупаны [52] Жупан — глава жупы, области. и поджупаны — все это хорошо и возвышенно. Но все это не может быть целью, а только и исключительно — средством. Цель же есть и остается — благо, счастье и довольство народа, который составляет основу нации. Давайте же поднимать его, учить, помогать ему, и уж тогда пускай он, если захочет, создает свое государство, пускай народ его вырастит! Не государство растит народ, но народ, да, именно народ вправе вырастить в недрах своих собственное государство. Ибо, как мы видим на примере Сербии [53] Сербия в 1882 г. была провозглашена королевством, однако значительная часть территории, населенной сербами, оставалась под господством Османской империи и в составе Австро-Венгрии. и других стран, — каков народ, таково и государство…

Нико говорит с такой страстностью, что Зандоме просто восхищен, хотя и не понимает, как может практический человек ломать себе голову над столь далекими, почти недостижимыми вещами. Каждый день приносит нам столько бед, столько забот — досуг ли тут заниматься всеми этими туманными и отдаленными проблемами? И есть ли желание? Не знает Зандоме, что Нико ищет в них облегчение, надеется отвлечься от собственных печалей. Повседневная жизнь ему опостылела, она разбила его иллюзии, развеяла золотые мечты. Удивительно ли, что он ищет выход, ищет средство избежать неприятностей или, по крайней мере, хоть ненадолго забыть о них…

— А теперь объясни мне, как ты мыслишь эту самую помощь народу? — спросил Зандоме. — К примеру: что могли бы сделать мы тут, у нас? Вот нас трое — потому что я позволю себе причислить себя к вам, — так хотел бы я знать, каким должен быть наш первый шаг в подобном предприятии?

В глазах Зандоме светится легкая насмешка — он ожидает, что Нико смутится: говорить легко, да нелегко дело делать!

— Первая забота, — ответил Нико, — это, как я сказал, поднять благосостояние народа. То есть поднять его материально.

— Но — не хлебом единым жив человек, — напомнил шьор Илия.

— Однако и голодный не загорится высокой целью. Тот, кто крепко стоит на ногах в материальном отношении, скорее начнет интересоваться делами общества, ибо потребности его станут выше. В нем родятся более высокие устремления и требования. Такой человек начнет интересоваться литературой, искусством, общественной жизнью. Он будет стойким, его не собьешь и не побьешь, когда настанет час политической борьбы…

— Все это прекрасно, — перебил его Зандоме со свойственной ему усмешкой. — Однако наш человек — особая разновидность. Наблюдали вы за ним, когда урожай обилен и бочки полны? Ему тогда море по колено, едва тебя узнаёт. То шапку ломал, а теперь заломил на ухо. А попробуй ему намекнуть — надо бы, мол, сделать то-то или то-то, — только плечом дернет и поступит, как сам знает. Наш народ умеет героически терпеть нужду, благосостояние его испортит.

Три человека, и у каждого свое мнение, каждый — против остальных двух. Дорица слушает, переводит взгляд с одного на другого, и, хотя не все понимает до конца, думается ей, что прав Нико. Милые глаза ее сочувственно устремлены на него, в груди разливается блаженное тепло от его пылких речей. Вдруг что-то вырвало ее из мечтательности; она почувствовала на себе взгляд Зандоме — взгляд проницательный, смелый, даже колючий. Зандоме же достаточно было только один раз взглянуть на нее, и он мигом оценил все доброе и прекрасное этой души. Обнажил, что было скрыто в ней, залюбовался прелестью девушки. И зажегся в его глазах тот самый особый огонек, так хорошо известный Нико.

Нико заметил этот огонек и вознегодовал на неделикатность друга. Посмотрел на него сердито, с укорим. Зандоме только усмехнулся — укор ничуть его не задел. А Нико тут же представился повод порадоваться: Дорица перешла на другое место, куда не мог последовать за ней взгляд Зандоме. Молодые люди, прихлебывая кофе, закурили. Шьор Илия с завистью стал следить, как поднимаются над ними струйки дыма, растекаясь голубоватым облачком.

— Уж и то хорошо, что могу хоть понюхать табачный дым, — курить-то мне запретили. А я чувствую себя бодрее, когда в моей комнате курят!

— Для меня тоже болезнь была бы невыносимой, если б лишила сигаретки, — заметил Зандоме. — Судьба и так доставляет нам мало удовольствий — и большинство из них запретны…

И опять с упреком поглядел на него Нико, угадывая, куда клонит приятель. Под этим взглядом Зандоме умолк, не закончив мысли, но улыбнулся одобрительно: то, что Нико защищает от него Дорицу, ничуть его не сердит.

После этой интермедии мужчины вернулись к прежнему предмету разговора.

— Если я выскажу свои соображения, ты, Зандоме, только головой покачаешь в сомнении, — начал Нико. — Не веришь ты ни в добро, ни в бескорыстие.

— В этом есть зерно истины, — очень живо откликнулся тот. — Но не удивляйся и не осуждай меня. Я, вероятно, знаю люден лучше, чем ты, и, во всяком случае, лучше них, — он показал на Илию, — знаю людей и не верю в их добродетели. Все они себялюбцы, как и я сам, и враги всего того, что враждебно их себялюбию. Поэтому, сокол мои, — уже серьезно продолжал Зандоме, — в чистоту ваших стараний, в ваше бескорыстие я верю, но не верю в успех ваших трудов. Вряд ли вы сумеете что-нибудь сделать. И не потому, что, как я вижу, вы даже еще не уяснили себе, как и с чего начинать, а потому, что воздвигнутся против вас, подобно крепостным стенам, все эгоисты. Не удивляйтесь им — они тучнеют в нынешних обстоятельствах неустроенности и разброда. Но, что более странно, против вас в конце концов взбунтуется и тот, кого вы хотите спасти: народ. Он не поймет вас, не поверит вам и восстанет против вас. Ну вот, я вас предостерег, должны же вы знать, что вас ждет.

— Это мы и так знаем. Всякое доброе дело рождает противодействие, — торжественно изрек шьор Илия.

— Да, и если хочешь сломить его, нужно действовать, необходимы усилия, труд и стойкость. А этого-то я у вас и не нахожу. Шьор Илия не боец, а Нико Дубчич — человек пылкий, резкий, нет у него ни выдержки, ни хладнокровия.

— Себя ты, разумеется, не считаешь, — с горечью бросил Нико. — Ты уклоняешься — ты, у которого всего найдется понемножку: рассудительности, упорства и выдержки, то есть всего того, чего не хватает нам обоим.