Исаак Башевис-Зингер - Пена

Нужно также сказать, что переводы на английский далеко не всегда точны. Иногда в английском переводе или, если угодно, в английской версии выброшены целые главы, как, например, в романе «Семья Мускат» [103] Башевис Зингер И. Семья Мускат. М.: Текст; Книжники, 2007. . Кроме того, работая с английским текстом, переводчики часто искажают незнакомые им еврейские реалии, поэтому можно вообразить, насколько русские тексты оказываются далеки от того, что в действительности написал Башевис Зингер.

А ведь еще в 1976 году, задолго до переводов Беринского, в Израиле вышел роман Башевиса «Раб», переведенный Рахилью Баумволь с языка оригинала и несколько лет назад переизданный в России [104] Башевис Зингер И. Раб. М.: Текст; Книжники, 2010. .

К счастью, в последнее время ситуация изменилась, Башевиса снова стали переводить на русский с идиша. И вот — еще одна книга, роман «Пена». Впервые, под псевдонимом И. Варшавский, «Пена» была напечатана в газете «Форвертс» в 1967 году. После Холокоста прошло более двадцати лет, от «старого дома», как еврейские иммигранты в Америке называли Восточную Европу, не осталось камня на камне. Мир изменился, и еврейская литература тоже не могла остаться прежней. Другим стал и ее читатель: идиш, который еще недавно многие презрительно именовали жаргоном, языком извозчиков, сапожников и прачек, превратился в язык интеллектуалов, хорошо знакомых с мировой литературой и историей, но не забывших своих корней. Таким в шестидесятые годы прошлого века был читатель нью-йоркской газеты «Форвертс», тель-авивского журнала «Ди голдене кейт», где Башевиса Зингера тоже печатали, и московского журнала «Советиш Геймланд», где он не мог печататься, даже если бы хотел, потому что никогда не скрывал своей антипатии к коммунизму и в СССР считался «реакционным». Только в последнем, сдвоенном 11/12-м номере «Советиш Геймланд» за 1991 год уже после смерти Башевиса Зингера были опубликованы два его рассказа, «Кукареку» и «Огонь».

Действие «Пены» происходит в начале XX столетия. Тревожное, напряженное время. Россия уже пережила революцию 1905 года, потерпела поражение от Японии, все очень хотят мира и поэтому усиленно готовятся к войне, но до нее еще несколько лет. А пока люди сидят в ресторанах, ходят на работу или службу, проворачивают сделки, изучают Тору. Еврейская жизнь Варшавы бьет ключом, кипит, и на поверхность поднимается пена, скрывая под собой темную, мутную глубину. Беспокойный, опасный мир, где никто не уверен в завтрашнем дне, где тюрьма — как синагога, для всех открыта, будь ты вор, революционер, раввин, пекарь или приезжий делец. В эту кипящую варшавскую жизнь, как в омут головой, кидается Макс Барабандер. Мы знакомимся с ним, когда он, едва сойдя с берлинского поезда, сидит в ресторанчике, пьет кофе с пирогом и читает новости в еврейской газете. Это странник, Улисс. Позади океан, но путешествие не закончилось, оно только начинается. И вот, как и во многих других романах Башевиса Зингера, перед нами возникает из небытия уничтоженный город — довоенная Варшава, ее здания, парки, улицы и, конечно, еврейский квартал, где прошло детство писателя.

Читатель, уже знакомый с творчеством Башевиса, сразу поймет, с кого написаны портреты раввина, его жены и детей. Это же семья Зингер! [105] См., например, цикл рассказов «Папин домашний суд» (Башевис Зингер И. Папин домашний суд. М.: Еврейское слово, 2007). Добрый, простодушный, слегка не от мира сего отец, такая же добрая, но строгая и практичная мать, старший брат, сбежавший из гетто, готовая последовать за ним сестра и двое младших братишек, еще совсем маленьких. Вот один из них — Ичеле, то есть Ицхок, Исаак, стоит на балконе, наблюдая Крохмальную улицу.

Джойс говорил: «Если Дублин разрушат, его можно будет восстановить по моим книгам» [106] Adams R., Robert М. J. Joyce: Commons Sense and beyond. New York: Random House, 1966. P. 15. . Башевис Зингер, не делая столь пафосных заявлений, решал более сложную задачу: Варшава, которую он воскрешал на страницах своих произведений, была разрушена без всяких «если». Но пока тут «все живет, все дышит», и Макс собирается завоевать город своей молодости. Макс Барабандер — не просто странник, он еще и воин, завоеватель. Даже внешне это герой германского эпоса: «Светлые волосы, голубые глаза, прямой нос, мощная шея. Высокий и плечистый, сразу видно, силач». Такой никогда не откажется от того, что он может взять, несмотря на повторяющийся сон-предупреждение, на внутренний голос, который настойчиво твердит: «Остановись, пока не поздно!» Нет, он будет идти к цели, хотя знает, что она бессмысленна, более того, преступна. Но даже для преступления нужны сила воли и упорство, а великий Макс не так велик, как ему кажется. От него много шума, но он пуст, как барабан.

И все-таки он не лишен обаяния. Макс уже не молод, но он по-прежнему нравится женщинам, и не только сорокалетней торговке, уставшей от пьяницы-мужа, но и юной Циреле, грамотной и, казалось бы, неглупой девушке: она знает Тору и древнееврейский язык, что было среди женщин редкостью, но при этом читает газеты, разбирается в политике, хочет учиться. Это не местечковая служанка Баша, на первый взгляд простоватая, но на самом деле хитрая, расчетливая и циничная. Циреле — искренний и убежденный человек, и она способна на сильные чувства: даже с балкона пыталась броситься, чтобы не выходить замуж за нелюбимого. Правда, квартира находится на первом этаже, и балкон расположен так низко, что его почти можно достать рукой, стоя на тротуаре.

Тереза, девушка-медиум, обманывающая клиентов и верящая собственной лжи, ищет у Макса защиты и, не моргнув глазом, соглашается стать его любовницей. От него в восторге даже прожженная аферистка Райзл, ведь только он в состоянии помочь ей осуществить ее планы. Обитательницы еврейской Варшавы хватаются за приезжего жулика, как утопающий за соломинку.

Под его обаяние попадают и мужчины. Шмиль Сметана едва успел познакомиться с Максом и уже считает его своим другом. Макс сумел понравиться и раввину, доброму, верящему в Бога и людей, но несколько наивному человеку. Единственная, кто видит Макса насквозь, это умная и проницательная ребецн. Только она понимает: такие, как Макс, ушли слишком далеко, чтобы теперь вернуться. Мотивы добровольного или вынужденного бегства и возвращения присутствуют во многих произведениях Башевиса Зингера, но в этот раз возвращения не получилось. Колесо остановилось, не сделав полного оборота.

Действие романа разворачивается настолько стремительно, что некоторые эпизоды могут показаться совершенно неправдоподобными. Читатель будто наблюдает за шахматной партией, когда оба игрока оказались в цейтноте и у них уже нет времени обдумывать каждый ход. Главный герой — не самая значительная фигура в этой игре, не король и даже не ферзь, а, скорее, слон на большой диагонали. Он стремительно перемещается по доске, то попадая под удар, то угрожая фигурам противника. А может, противника и нет, а кто-то (Бог, вселенский разум, высшая сила, природа — называйте как хотите) играет сам с собой. И чем бы партия ни закончилась, для всех фигур один итог: короли и пешки окажутся в одной коробке. «Макс своими руками сделал все, чтобы его сон сбылся», — заключительная фраза романа звучит как насмешка. Да неужели правда своими руками? Или все-таки вела его по жизни чья-то невидимая, безжалостная рука? Так Башевис отвечает на один из своих вопросов: есть ли свобода выбора, может ли человек изменить свою судьбу или все предопределено?