Марсель Пруст - Сторона Германтов

Я объяснил ему, что, как бы то ни было, г-жа Блок уже умерла, а что до г-на Блока, я не уверен, что ему придется по вкусу игра, в которой ему запросто могут выбить оба глаза. Г-н де Шарлюс явно рассердился. «До чего не вовремя умерла эта женщина! — сказал он. — Что до глаз, то ведь слепа именно Синагога: она не видит истин Евангелия. Во всяком случае, вы только подумайте, сейчас, когда все эти несчастные евреи дрожат от страха перед тупой яростью христиан, какая честь для них, чтобы такой человек, как я, снизошел до того, чтобы забавляться их играми». В этот миг я заметил г-на Блока-отца, который шел, видимо, встречать сына. Нас он не видел, но я предложил г-ну де Шарлюсу представить его. Как я и предполагал, мой собеседник пришел в ярость: «Меня — представить ему! Воистину у вас нет никакого понятия об иерархии ценностей! Со мной так просто не знакомятся. В данном случае вышло бы двойное неприличие по причине юных лет представляющего лица и недостойности представляемого. Пожалуй, если бы мне сыграли то азиатское представление, о котором я вам говорил, я, в крайнем случае, мог бы сказать этому кошмарному человечку что-нибудь благосклонное. Но только при условии, что он даст сыну как следует себя выпороть. Тогда я даже мог бы выразить ему свое удовлетворение». Впрочем, г-н Блок не обращал на нас никакого внимания. Он как раз раскланивался с г-жой де Сазра, чему она явно была очень рада. Я поразился, ведь когда-то в Комбре она возмущалась, что мои родители принимают у себя юного Блока — настолько она была антисемиткой. Но дело Дрейфуса, как сквозняк, подхватило г-на Блока и дотащило до г-жи Сазра. Отец моего друга нашел ее очаровательной, причем антисемитизм этой дамы чрезвычайно ему польстил: он решил, что это доказывает искренность ее убеждений и веры в невиновность Дрейфуса, а также придает особую ценность приглашению, которое он от нее получил. Он даже не обиделся, когда она, не подумав, сказала при нем: «Господин Дрюмон имеет наглость валить ревизионистов [190] …Господин Дрюмон имеет наглость валить ревизионистов … — Эдуар Дрюмон (1844–1917) — журналист и политик, идеолог антисемитизма и ксенофобии, основатель антисемитской газеты «Либр пароль» (1892), автор многочисленных выступлений против Дрейфуса, использовавший самые гадкие аргументы. Ревизионисты — те, кто выступал за пересмотр решения по делу Дрейфуса. в одну кучу с протестантами и евреями. Какое прелестное сближение!» — «Бернар, — гордо сказал он, вернувшись домой, г-ну Ниссиму Бернару, — ты знаешь, у нее все-таки есть этот предрассудок!» Но г-н Ниссим Бернар ничего не ответил и только возвел к небу ангельский взор. Печалясь о судьбе евреев, помня о друзьях-христианах, год от года все больше жеманясь и позируя, он, по причинам, о коих будет сказано позже, был теперь похож на томный призрак с картин прерафаэлитов, обросший почему-то неряшливыми волосками, точь-в-точь опал с разводами.

— Во всем этом деле Дрейфуса, — продолжал барон, по-прежнему держа меня под руку, — есть только одно неудобство: оно разрушает общество… не скажу «хорошее общество», наше общество давным-давно утратило право на этот лестный эпитет, разрушает его притоком дам и господ свинского чина и звания, попросту говоря, незнакомцев, которых я встречаю даже в гостях у моих родственниц, поскольку эти люди входят в Лигу французского отечества, антиеврейскую и я уж не знаю какую еще, как будто политические убеждения дают право на положение в обществе.

Такое легкомыслие роднило г-на де Шарлюса скорее с герцогиней Германтской. Я указал ему на это сходство. Он как будто считал, что мы с ней незнакомы, и я напомнил ему вечер в Опере, где он вроде бы от меня прятался. Г-н де Шарлюс энергично принялся уверять меня, что в самом деле меня не видел, и я бы в конце концов ему поверил, если бы одно пустячное происшествие не навело меня на мысль, что из-за своей гордыни он просто не хотел, чтобы его видели рядом со мной.

— Вернемся к вам, — сказал г-н де Шарлюс, — и к моим планам относительно вас. Между сотнями мужчин, месье, существует своего рода франкмасонство, о котором я не вправе вам рассказать, но в его рядах насчитывается сейчас четыре европейских монарха. Окружение одного из них хочет избавить его от этой химеры [191] …четыре европейских монарха. Окружение одного из них хочет избавить его от этой химеры . — Вероятно, имеется в виду «дело Эйленбурга»: в 1907 г. этот немецкий князь был обвинен в гомосексуализме; в результате громкого судебного разбирательства престиж Вильгельма II значительно пострадал. . Это все очень серьезно и может привести к войне. Да, месье, именно к войне. Вы знаете историю человека, который верил, что держит у себя в бутылке китайскую принцессу. Это было безумие. Его излечили. Но как только он избавился от безумия, он стал дураком [192] Вы знаете историю человека… б…с он стал дураком … — Эту сказку излагает Проспер Мериме в письме к миссис Синиор от 29 июля 1855 г. . Бывают болезни, которые не следует пытаться исцелить, потому что они защищают нас от других, более тяжких. У одного из моих кузенов был больной желудок, он не переваривал никакой пищи. Его безуспешно лечили наиболее знающие специалисты в области желудочных болезней. Я отвел его к одному врачу, весьма любопытному типу, о котором, замечу в скобках, многое можно рассказать. Он сразу догадался, что болезнь носит нервный характер, убедил в этом больного и велел ему без опаски есть то, что он хочет, заверив, что все это отлично усвоится. Но у моего кузена был, кроме того, нефрит. Желудок прекрасно переваривал пищу, но почки не справлялись с удалением переваренного, и мой кузен, вместо того чтобы жить до старости с мнимой болезнью желудка, из-за которой был вынужден сидеть на диете, умер в сорок лет, имея здоровый желудок, но лишившись почки. Если в начале жизни вы получите значительное преимущество, кто знает, быть может, вы преуспеете, как мог бы преуспеть выдающийся человек прошлого, если бы какой-нибудь благодетельный гений открыл ему, единственному, законы пара и электричества, неведомые остальным людям. Не будьте глупы, не отказывайтесь из скромности. Поймите: если я оказываю вам большую услугу, я жду от вас не меньшей в ответ. Светские люди давно перестали меня интересовать, у меня осталась одна страсть, я стремлюсь искупить ошибки моей жизни тем, что предоставлю все, что я знаю, в распоряжение юной, неискушенной души, способной пылать страстью к добродетели. Я испытал много горя, месье, быть может, когда-нибудь я вам об этом еще расскажу; я потерял жену, самое прекрасное, благородное, восхитительное создание, какое только можно вообразить. У меня есть молодые родственники, но они не то чтобы недостойны, а попросту неспособны воспринять моральное наследие, о котором я вам толкую. Кто знает, быть может, вы — тот, в чьи руки оно должно попасть, тот, чью жизнь я смогу направить и возвысить? Моя жизнь тоже выиграет от этого. Быть может, приобщая вас к тайнам высшей дипломатии, я и сам верну себе вкус к этим вещам и займусь интересными делами, а вы станете трудиться наравне со мной. Но прежде чем это станет ясно, нужно, чтобы я вас видел часто, очень часто, каждый день.