Анте Ковачич - В регистратуре

— Другую играй! Австрийскую! — орал Михо, не понимая, в чем смысл подвоха камердира, и кинул каждому музыканту по два форинта.

— Хватит, играй австрийскую! — хрипло закудахтала Юста, покачнулась и чуть не упала.

— Дармоед! Ты слышал? Твою мать!.. Хватит, играй австрийскую, если хочешь унести свой бас целым! Мой сын Михо приказывает! Приказывает газда Медонич и моя сноха Юста! Они могут всех вас купить с потрохами, сколько вас есть в корчме, вместе с Райхерцером! Играй, Дармоед, австрийскую, я тебе говорю, не то ударим по другим струнам! — размахивал стиснутыми кулаками коротыш Каноник.

— Австрийскую, австрийскую, не то будет вам иная музыка! — бормотала, всхлипывая Юста.

— Никакой австрийской, пока не кончится цыганская, — вскочил на жидкие ножки писаришка, вызывающе меряя взглядом Михо и его мадьярский костюм.

— Играйте, тятя, что играете, ничего другого! — поднялся за писарем школяр Ивица, губы у него тряслись от ярости, а в глазах бегали огненные круги, — смесь фабричной водки с натуральной сильно ударила ему в голову, и то мадьярская одежда Михо казалась ему басом музыканта Йожицы, то отец со своим басом превращался в щеголя Михо в мадьярском платье.

— Еще этот лохматый будет нам приказывать! — бросил гусли и смычок хромой музыкант. — Пусть Дармоед Йожица тут не командует! Он бас, а мы гусли, мы все равны! Дайте кто-нибудь кружку вина! Околеешь от жажды в этом содоме!

К хромому гусляру тут же подскочил Каноник, подал полную бутылку крепкого вина и что-то зашептал ему на ухо.

Гусляр наклонил бутылку, одним махом вылил в себя содержимое и запустил ее в стену.

Сельский писаришка выпучил глаза, а потом, как лисица, стал примеряться ко всем выходам — дверям, окнам, чтобы вовремя улизнуть.

— Зачем вы, музыкант, разбил наша бутылка? Теперь будете платил за нее! — заорала хозяйка корчмы, протискиваясь между столами, чтобы подобрать осколки.

— Бутылка оплачена! — рявкнул Михо и дернул ворот наглухо застегнутой куртки… — Раз я сказал оплачена, значит, оплачена!

— Конечно, конечно! — подтвердил Райхерцер, оттаскивая супругу от стола.

— Тогда другое дело! — бормотала толстая корчмарка, вынося в фартуке битое стекло.

Пока шла эта перепалка, коротыш Каноник прижал губы к уху хромого гусляра и что-то заговорщицки ему шептал, на что гусляр согласно кивал черной курчавой головой.

— Среди музыкантов всегда мир и лад! — вспылил Йожица, прострелив бешеным взглядом коротыша Каноника.

— Лучше гляди на свой облезлый бас, Дармоед, да играй тому, кто больше платит! — оскалился Каноник.

— Берегись, лихоимец, я тебе говорю! — погрозил ему музыкант Йожица. — За дело! — махнул он смычком товарищам. — Играем австрийскую! — И Йожица провел смычком по толстым струнам своего баса.

— Правильно! — подпрыгнул хромой, и они бешено заиграли австрийскую. Михо подхватил Юсту, другие — других, и водоворот закружился как в набухшей реке.

Писаришка приосанился, надулся, словно лягушка при виде коня, готового ударить ее копытом, схватил школяра Ивицу, и они заплясали какую-то мешанину из всех танцев, подняв новую, еще более темную тучу пыли, будто вытрясали самые нижние перины потомка царя Давида — корчмаря Райхерцера. Господин камердир, не видя для себя подходящей пары, медленно поворачивался вокруг своей оси, высоко поднимая каблуки модных башмаков и часто и легко притопывая, вроде утки, стараясь показать, что в городе пляшут совсем по-иному, не так, как здешние медведи.

— Браво! Браво! — восклицали Райхерцеры, а камердир изгибался еще изящнее и грациознее, сверкая крупными перстнями в толпе мужиков и баб.

Австрийская кончилась. Взопревшие танцоры заторопились на свои места, полагая, что сейчас самое время промочить и освежить горло винцом. Но коротыш Каноник подскочил к Йожице и, хлопнув по басу, заорал!

— Слышь, Дармоед! Давай-ка мне и моему торговцу фурланскую, да так чтоб земля под ногами дрожала!

— Я тебе вот что дам, осел несчастный! — И Йожица смазал Каноника смычком по лицу, так что у того поперек носа и на обеих щеках тут же вспухла полоса, словно крот прорыл ход под кожей. — Это тебе за «Дармоеда», а коли хочешь музыку, плати!

Коротыш Каноник быстро ощупал лицо и нос и, глянув на ладонь, не залился ли он кровью, бросился было на музыканта Йожицу, но его удержали газда Медонич и Юста, которую разобрало не меньше, чем отца.

— Давай фурланскую! Я плачу! — подскочил к Йожице рассвирепевший Михо.

— А ну, стой, конокрад цыганский! Думаешь, тебе позволено тыкать старшим, раз ты вырядился, как обезьяна в цирке! — перепрыгнул через стол господин камердир и одной рукой двинул в грудь Каноника, а другой — торговца Михо.

Ошарашенный Каноник потянулся за пустой бутылкой, но кто-то отнял ее, а Михо стал подымать стул за ножку, но Ивица, весь красный, крикнул дрожащим голосом.

— Это мой стул, уважаемый Михо! — выдернул у него из рук ножку стула и потянул его на себя.

— Успокойтесь, господа! — слезливо закричал низенький Райхерцер, а потом по-немецки принялся объяснять, какой это будет позор, если господа подерутся с крестьянами.

— Верно, верно, господин! — трепал по плечу миротворца-корчмаря недослуживший солдат в фуражке набекрень и в мундире с заплатанными локтями, тот самый, что разглагольствовал после мессы и которого с таким вниманием слушали молодые парни. — Так точно, так точно, господин корчмарь! — повторил солдат, подмигивая одним глазом Михо, а другим коротышу Канонику, чтоб не уступали, — только бы драка началась, да такая, чтоб пыль столбом, чтоб шикарные перышки господ полетели во все стороны! Солдат чувствовал себя прямо-таки героем, он то поддерживал миролюбие Райхерцера, то подстрекал распалившихся гостей к драке. Он даже не упустил случая прокричать в ухо господину камердиру:

— Смелее, смелее, крови будет, что в мясной лавке, главное, не робейте… Эта мадьярская шляпа на хорватском дураке поперек горла мне стала. Эх, будет побоище, а уж крику — зажимай уши!

— Играйте фурланскую, если вам гусли дороги! — надрывался торговец Михо, высыпая перед гуслярами полную горсть серебра и окинув презрительным взглядом Йожицу.

— Играй нашу родную польку! — подскочил камердир к Йожице, отшвырнув Михо так, что его круглая шляпа улетела далеко в толпу.

— Хо-хо! Не бывать этому, городской лизоблюд! — Коротыш Каноник хватил кулаком камердира по уху — у того в мозгах зазвонило не хуже, чем в церкви.

Боль и шум в голове на мгновение ослепили Юрича, и он с размаху огрел правой рукой Михо по носу, кровь так и хлынула. Камердир подумал, что это Михо двинул его в ухо.

Йожица взобрался на стул, подал кому-то через головы свой бас, засучил рукава до локтей и ринулся в драку.