Чарльз Диккенс - Том 2. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы I — XXX)

Пребываем, сэр,

Вашими покорными слугами

Додсон и Фогг .

Мистеру Сэмюелу Пиквику».

Немое изумление, с каким каждый взирал на соседа и на мистера Пиквика, было столь выразительно, что, казалось, все боялись заговорить. В конце концов молчание было нарушено мистером Тапменом.

— Додсон и Фогг,— повторил он машинально.

— Бардл и Пиквик,— сказал мистер Снодграсс раздумчиво.

— Покой и благополучие доверчивой женской души,— пробормотал мистер Уинкль с рассеянным видом.

— Это заговор! — сказал мистер Пиквик, когда к нему возвратился, наконец, дар речи.— Гнусный заговор этих двух жадных поверенных — Додсона и Фогга! Миссис Бардл никогда бы на это не пошла, это не в ее характере… и повода у нее нет. Какая нелепость!.. Какая нелепость?

— О ее характере,— сказал Уордль с улыбкой,— вы, конечно, судить можете. Я не хочу вас обескураживать, но должен сказать, что об ее притязаниях Додсон и Фогг судить могут лучше, чем любой из нас.

— Это подлая попытка вымогательства! — сказал мистер Пиквик.

— Надеюсь, что так,— отозвался Уордль, сухо покашливая.

— Слышал ли кто когда-нибудь, чтобы я говорил с ней иначе, чем полагается говорить жильцу с квартирной хозяйкой? — продолжал мистер Пиквик с подъемом.— Видел ли кто когда-нибудь меня с нею? Даже друзья мои, присутствующие здесь, никогда…

— Если не считать одного раза,— сказал мистер Тапмен.

Мистер Пиквик изменился в лице.

— Ну? — сказал Уордль.— Это важно. Надеюсь, ничего подозрительного не было?

Мистер Тапмен с опаской посмотрел на своего вождя.

— Ну, конечно,— сказал он,— ничего подозрительного. Но… заметьте, я не знаю, как это вышло… она несомненно была в его объятиях.

— Боже милосердный! — воскликнул мистер Пиквик, когда в уме его воскресло яркое воспоминание об этой сцене.— Какое ужасное стечение обстоятельств! Так и есть… так и есть.

— И наш друг ее утешал,— прибавил мистер Уинкль не без ехидства.

— Это правда,— сказал мистер Пиквик.— Не буду отрицать. Это правда.

— Вот те на! —воскликнул Уордль.— Для дела, в котором нет ничего подозрительного, это кажется довольно странным, не правда ли, Пиквик? Ах, хитрец… хитрец! — И он захохотал так, что посуда в шкафу зазвенела.

— Какое ужасное недоразумение! — воскликнул мистер Пиквик, хватаясь за голову.— Уинкль… Тапмен… Я прошу простить мне замечания, которые я только что сделал. Все мы жертвы обстоятельств, а я в особенности.

После этого извинения мистер Пиквик закрыл лицо руками и предался размышлениям. Уордль подмигивал и кивал остальным членам компании, описав полный круг.

— Так или иначе, я хочу, чтобы все разъяснилось,— сказал мистер Пиквик, поднимая голову и колотя кулаками по столу.— Я должен видеть Додсона и Фогга! Завтра же я еду в Лондон.

— Только не завтра,— сказал Уордль,— вы еще сильно хромаете.

— Хорошо, послезавтра.

— Послезавтра — первое сентября, и вы обещали непременно поехать с нами по крайней мере до поместья сэра Джеффри Маннинга и присоединиться к нам за завтраком, если не пожелаете принять участие в охоте.

— Хорошо, через два дня,— сказал мистер Пиквик.— В четверг. Сэм!

— Сэр? — отозвался мистер Уэллер.

— Закажите два наружных места в Лондон на четверт на утро — для себя и для меня.

— Слушаю, сэр.

Мистер Уэллер вышел и медленным шагом отправился выполнять поручение, заложив руки в карманы и уставившись взглядом в землю.

— Странный человек — мой повелитель! — говорил мистер Уэллер, медленно идя по улице.— Ухаживать за миссис Бардл… а у нее еще сынишка в придачу… И всегда это приключается с этакими-вот старичками, какими бы на вид ни казались они степенными. А все-таки я не думал, чтобы он на это пошел… А все-таки я не думал, чтобы он на это пошел!

И, рассуждая в таком духе, мистер Сэмюел Уэллер направил свои стопы к конторе пассажирских карет.

Птицы, которые, к счастью, для собственного душевного спокойствия и благополучия, пребывали в блаженном неведении тех приготовлений, какие делались, чтобы поразить их первого сентября, приветствовали утро этого дня как самое приятное утро в эту пору года. Молодые куропатки, самодовольно разгуливавшие по жнивью со всем хвастливым фанфаронством молодости, и более взрослые куропатки, следившие круглым глазком, с презрительным видом умудренных опытам птиц, за легкомысленным поведением младших, равно не подозревали о надвигающейся гибели и весело и радостно нежились в свежем утреннем воздухе, а несколько часов спустя были повержены в прах. Но мы впадаем в чувствительность. Будем продолжать.

Итак, говоря языком простым и прозаическим, наступило прекрасное утро,— столь прекрасное, что едва можно было поверить, будто немногие месяцы английского лета уже пролетели. Живые изгороди, поля и деревья, холмы и вересковая долина являли взору непрерывно меняющиеся оттенки сочного, ярко-зеленого цвета; вряд ли хотя бы один лист упал, вряд ли хотя бы одна желтая крапинка, сливаясь с тонами лета, предупреждала вас о наступлении осени. Небо было безоблачное, солнце сияло яркое и теплое; в воздухе звенело пение птиц, жужжали насекомые, а деревенские сады, пестревшие цветами всех оттенков, ярких и прекрасных, искрились в густой росе, как клумбы сверкающих драгоценных камней. На всем лежал отпечаток лета, и ни одна из его великолепных красок еще не поблекла.

Таково было утро, когда открытый экипаж, в котором находились трое пиквикистов (мистер Снодграсс предпочел остаться дома), мистер Уордль и мистер Трандль, с Сэмом Уэллером на козлах рядом с кучером, остановился на краю дороги у ворот, перед которыми стояли высокий сухопарый дозорщик и мальчик в башмаках и кожаных гетрах, каждый с сумкою внушительных размеров; два пойнтера сопровождали их.

— Послушайте,— прошептал мистер Уинкль, обращаясь к Уордлю, когда дозорщик опустил подножку экипажа,— неужели они думают, что мы настреляем столько дичи, чтобы наполнить эти сумки?

— Наполнить? — воскликнул старый Уордль.— Господи помилуй, ну, конечно! Вы одну, я другую. Наполним, да еще в карманах наших охотничьих курток поместится столько же.

Мистер Уинкль вылез из экипажа, ничего не ответив на это замечание, но про себя подумал, что, если его друзья останутся на открытом воздухе, пока он не наполнит сумки, они серьезно рискуют схватить насморк.

— Эй, Джуно, сюда, старуха! Куш, Деф, куш! — говорил Уордль, лаская собак.— Сэр Джеффри, конечно, еще в Шотландии, Мартин?

Рослый дозорщик отвечал утвердительно и с некоторым удивлением перевел взгляд с мистера Уинкля, который держал свое ружье так, словно хотел, чтобы карман куртки избавил его от необходимости нажать спуск, на мистера Тапмена, который держал свое ружье так, словно боялся его,— и нет никакого реального основания сомневаться в том, что он действительно боялся.