Эжен Сю - Зависть

Это получилось не без труда, так как она была еще очень слаба.

Тогда возникла прелестная и трогательная картина.

Вставшая Мари нетвердыми шагами пошла вперед, Справа от нее находился Давид, слева - доктор, которые собирались поддерживать ее, если она ослабеет. Фредерик протягивал ей навстречу руки и медленно отступая, пятился назад, как обычно поступают взрослые с ребенком, которые делает первые шаги.

- Видите, как я окрепла! - радовалась Мари, приближаясь к сыну, улыбавшемуся ей. - Куда мы теперь пойдем?

- Увидишь, мама.

Едва Фредерик произнес эти слова, как полный ужаса крик Маргариты раздался за дверью.

Вдруг дверь распахнулась и грубый насмешливый голос произнес:

- Минутку! Простак-великан еще жив!

Мари, стоявшая лицом к двери, испустила страшный крик и упала навзничь.

Она увидела Жака Бастьена.

Читатель помнит, наверное, что с момента отъезда в Блемур Бриду оделся в тулуп Жака Бастьена из козьих шкур, Бастьен, будучи в сильном опьянении, вопреки советам старого Андре, упорно решил проехать по разрытой наводнением дороге, которую к тому же пересекали еще и разливы вышедшего из берегов пруда. Конь сбился с ног, волоча за собой экипаж. Бриду хотел вылезти из него, но коляска попала в воду. Бриду затянуло под мельничные колеса и он утонул. Половина тулупа осталась оторванной на лопастях одного из мельничных колес. В его карманах нашли несколько распечатанных писем, адресованных месье Бастьену. Это и стало причиной ошибки. Полагали, что месье Бастьена затянуло под мельничные колеса, а тело судебного исполнителя исчезло в водах пруда.

На самом деле Жак Бастьен, неповоротливый из-за своей комплекции и опьянения, несмотря на все усилия не смог выбраться из коляски. Это обстоятельство его и спасло. Конь, которого несколько минут увлекало течение, вновь почувствовал землю под ногами, но затем, поднимаясь в гору по крутому склону, он споткнулся и обессилено упал.

Жак, слетевший на землю, получил серьезную травму головы и пролежал на этом месте до конца дня. Лишь тогда на него наткнулись поденщики, возвращавшиеся с полей, и перенесли его на уединенную ферму.

Жак надолго вынужден был оставаться там из-за своей раны и болезни, разыгравшейся с ним по причине пережитого испуга и пребывания в ледяной воде.

Когда он был в состоянии написать жене, чтобы известить о своем приезде, то не сделал этого, рассчитывая, если вероятный слух о его смерти дошел до нее, что его воскрешение явится отличной, жестокой шуткой, так как он не сомневался в том, какие чувства должна была вызвать у Мари весть о его трагической гибели.

В этом замысле, как мы знаем, Жак не ошибся.

Однако, увидев свою жену, упавшую с криком, как подкошенную, он подумал, что своим появлением убил ее и в страхе тут же покинул дом.

Не одна Мари была сражена ужасным ударом.

Фредерик, не меньше ее ошеломленный внезапным появлением месье Бастьена, видя, что его мать без чувств рухнула на пол, тоже безжизненно повис на руках доктора Давида.

Несчастного юношу перенесли, но не в его комнату, которая была рядом с материнской, а в комнату для занятий. Там ему спешно была устроена постель. Доктор Дюфур не без оснований опасался, что в таком состоянии, в котором находились Мари и ее сын, их общение может вызвать мрачные последствия: ведь в комнате мадам Бастьен было слышно все, о чем говорилось в комнате Фредерика.

Доктор не мог одновременно ухаживать за обоими. Он занялся сначала Мари, которая, едва оправившись, получила смертельный удар из-за столь страшного потрясения.

Когда доктор вернулся к Фредерику, то обнаружил у него кровоизлияние в мозг. Несмотря на заботы, оказанные ему своевременно, юноша скоро впал в безнадежное состояние.

Едва Мари пришла в себя, как почувствовала близкий конец. Она захотела увидеть своего сына.

Замешательство Маргариты, ее бледность, сбивчивые объяснения его отсутствия в данный момент, натолкнули молодую мать на мысль о страшной правде.

Она поняла, что сын ее в таком же плачевном состоянии, как и она. Тогда Мари захотела видеть Давида.

Маргарита позвала его; он остался наедине с мадам Бастьен, ангельские черты которой уже носили печать смерти. Сделав слабой рукой Давиду знак сесть у ее изголовья, она промолвила:

- Что с моим сыном?

- Мадам…

- Его здесь нет, его скрывают от меня.

- Не думайте этого.

- Я все понимаю. Он в тяжелом состоянии и, так как мой конец тоже близок, я хочу проститься с вами, Анри.

В первый раз за все время Мари назвала его по имени.

- Поститься с вами! - он не мог сдержать рыдание.

- По крайней мере, я не умру, не сказав вам, как сильно я вас люблю. Вы знаете это, не правда ли, мой друг?

- И вы говорите, что должны умереть! Нет, нет! Мари, сила моей любви вернет вас к жизни! - воскликнул Давид в каком-то исступлении. - Умереть? Почему умереть? Ведь мы так любим друг друга.

- Да, наша любовь велика, мой друг, и для меня она началась с того дня, как вы исцелили душу моего бедного мальчика.

- О! Несчастье, несчастье!

- Нет, Анри, моя смерть не такое уж большое несчастье. Мне кажется, что в минуты расставания с жизнью моя душа, освободившаяся от земных уз, может читать будущее. Анри, знаете, какой была бы наша судьба?

- И вы спрашиваете об этом? Только сегодня утром наши планы…

- Выслушайте меня, мой друг. В материнской любви есть тайны, которые открываются только в предсмертные часы. С тех пор, как я считала себя свободной, будущее представлялось мне лучезарным, как и Вам, Анри. Еще несколько месяцев вы, я и мой сын провели бы счастливо…

- О, это сон, сон…

- Этот сон может быть прекрасен, Анри, но пробуждение было бы жестоким.

- Что вы хотите сказать?

- Вы знаете, как любит меня сын, знаете, как страстно болезненно он ревнив. Рано или поздно он начал бы ревновать меня к вам, Анри.

- Он, он ревновал бы меня!

- Поверьте, материнское сердце не ошибается.

- Вы хотите сделать мои сожаления менее ужасными. Вы мужественны и великодушны до конца.

- Скажите лучше, что я мать до конца. Слушайте дальше, Анри. Соединившись с вами, я лишилась бы своего скромного имени, которое так хотел прославить мой сын именно потому, что оно мое.

- Да, вы и мыслями постоянно связаны между собой. Несколько месяцев назад он, видя надвигающуюся смерть, крикнул: «Мама!» как прощальный привет и с этим же словом он пойдет навстречу славной судьбе.

- Друг мой, не обманывайтесь. Каким бы ни было наше горе, я отказалась бы от союза с вами, опасаясь ревности моего сына. И все же отказываться от своей любви - это ужасно. Но если ревность Фредерика проявилась бы только после нашего союза, что бы мы тогда стали делать?