Алексис Киви - Семеро братьев

С и м е о н и. Господи помилуй! Целая ночь и полтора дня прошли с тех пор, как мы поели последний раз.

Т и м о. То-то и оно. Вы только послушайте, что у меня в брюхе творится. И урчит, и бурчит, и даже попискивает. Мочи моей нету!

Ю х а н и. Нету, нету. Охотно верим, братец, потому что и в наших желудках творится то же самое.

С и м е о н и. В голод и день долог.

Т и м о. Долог, долог.

Ю х а н и. Долог и тосклив. Неужто и у Аапо в голове уже совсем пусто? Неужто не вспомнишь ни одной побасенки, ничего, что мог бы рассказать нам на этом страшном голодном острове?

А а п о. Голод как раз и напомнил мне одно предание; только наших пустых животов ему не убаюкать; наоборот, еще о еде и питье напомнит.

Ю х а н и. Ты собираешься рассказать о старце в пещере. Я это уже слышал.

Т и м о. А я нет. Расскажи, брат Аапо.

С и м е о н и. Расскажи, расскажи!

А а п о. Это предание об одном мученике за веру Христову. Ему, как и той Бледнолицей деве, довелось быть узником в пещере Импиваары, но совсем по другой причине.

И Аапо рассказал братьям следующее предание.

В давние времена, когда в Хяме еще враждовали между собой Христова вера и язычество, среди обращенных был человек, достославный и благочестивый, ревностный проповедник новой веры, которую он насаждал при поддержке шведских мечей. Но королевским ратникам в латах нежданно пришлось уехать на родину, и крещеных людей Хяме стали преследовать их же братья, язычники. Одних постигла жестокая казнь, другие искали спасения от смерти в глухих лесах, а иные скрывались в горных пещерах. Благочестивый муж бежал в пещеры Импиваары, но его враги в жажде мести последовали за ним и нашли его убежище. «Запрем волка в его собственном логове!» — кричали они злорадно и, замуровав вход в пещеру, оставили человека в темноте изнывать от голода.

Печальный конец грозил праведнику, но небо ниспослало чудо. Едва в пещере угас последний луч, как вся она озарилась дивным серебристым сиянием, и под холодным скалистым сводом вновь наступил теплый светлый день. И свершилось еще одно чудо. На дне пещеры вдруг зажурчал прохладный источник, в котором никогда не убавлялась вода, и у узника в его каменной гробнице никогда не переводилось свежее питье. А еще на берегу источника выросло красивое зеленое дерево с чудесными плодами, которые никогда не убывали, и человек всегда имел сладостную пищу. Так он и жил здесь день за днем, воздавая хвалу создателю, а ночами грезил о царствии небесном. И дни его были похожи на погожий летний день, теплый и ясный, а ночи — на мягкий вечерний сумрак. Так прошел год. В Хяме лилась потоками христианская кровь. Но потом пора страшных гонений миновала. И в одно чудесное осеннее утро до узника донесся грохот железных молотов и ломов у замурованного входа пещеры. И наконец сквозь щели меж камнями стали пробиваться солнечные лучи; и тотчас исчезло дивное сияние в пещере, исчезли и прохладный источник, и плодоносное древо.

Но кто же стучал у входа в пещеру? Там стояла огромная толпа язычников, а среди них несколько связанных веревками христиан, осужденных на голодную смерть в мрачном подземелье. Все были уверены, что узник, запертый год назад в этой пещере, уже давным-давно погиб. Но каково было их изумление когда из открытого входа вышел праведник с просветленным челом! И сказал он голосом, пронизывающим сердца: «Здравствуйте, други и братья! Здравствуй, золотое солнце! Здравствуйте, шумящие леса!» Толпа пала ниц пред ним и стала прославлять бога, в которого он веровал и который спас его от лютой смерти. А он громким голосом поведал им о дивных чудесах, которые ему довелось увидеть в горной пещере, и толпа в едином порыве воскликнула: «Крести и нас, крести и обрати в веру твоего бога!» Так кричали они, к великой радости праведника, и тотчас освободили от пут осужденных на смерть пленников. Праведный муж направился к ручью, и толпа последовала за ним. Язычники отреклись от своей веры и по доброй воле приняли христианство. А на вершине горы стояли недавние пленники и пели благодарственную песнь тому, кто спас от мучительной смерти и их и праведного старца и вывел язычников из тьмы на свет божий. Так пели они, устремив взоры к небесам.

А а п о. Вот каково предание о праведном старце.

Ю х а н и. И язычников окрестили как раз на том месте у ручья, где теперь наш волчий загон.

С и м е о н и. Да, вера чудеса творит. Готов поручиться, что в пещере у старца не было ровно никакого источника и плодоносного древа, да и сияния там не могло быть такого, чтоб оно было видно простому смертному; просто плоть его утоляла вера, только твердая, непоколебимая вера. Эта сила духовная была для него и прохладным источником, и вкусными плодами, и дивным светом. Ведь что сказал мне Туомас Тервакоски, когда мы с ним вместе пасли скот? «Если у тебя щит веры да меч духа, ты можешь смело отплясывать польку хоть с самими бесами». Вот что сказал этот благочестивый старик.

Ю х а н и. Взрослый-то детина с одной верой да воздухом в брюхе долго не протянет, нет, хоть лопни, не протянет. И клянусь, этот праведник не одной водой и плодами обходился. Сама плоть мужская того требует, ведь выросла-то она на мясе и ржаном хлебе. Да, да, предание это рассказывают и на другой лад. Говорят, перед праведником из пещерной стены вдруг вылезли пять черных бычьих рогов. Когда он открыл первый рог, оттуда с бульканьем полилась самая лучшая фабричная водка, чтоб он мог выпить перед трапезой. Выпил он — и даже дух захватило. Потом вытащил из другого рога несколько локтей жирной, еще теплой свиной колбасы. Из третьего тугим завитком пошла ржаная каша, а из четвертого — простокваша к ней, густая, будто смола. И когда он насытился до отвала, точно лесной клещ, то открыл пятый рог и начал выгребать из него жевательный табак — лучший датский табак, который набухал за щекой, как пиявка. Ну, разве это худые харчи для неработающего человека?

Т и м о. Он жил как в раю. А мы?

Т у о м а с. Прямо душа горит.

Т и м о. И голова кругом идет.

Ю х а н и. За такой обед, как у него, я теперь дал бы тысячу рикси {71} 71 Рикси, или риксдалер, — шведская серебряная монета. . Тысячу тысяч рикси!

С и м е о н и. «Несколько локтей жирной, еще теплой свиной колбасы!» — как сказал Юхани. А мы сидим в середине преисподней и слушаем, как едят и веселятся в раю. Ах! И что нам делать, братья, что нам делать?

Э р о. Будем веровать, будем веровать!

С и м е о н и. Ты все еще остришь, бес!

Э р о. Последний раз, брат мой, последний раз, поверь мне. Скоро из меня дух вон, как воздух из бычьего пузыря. Ах, был бы здесь хоть один теплый хлебец и на нем — масло!

Т и м о. А поверх масла еще большущий круг колбасы.

Ю х а н и. Будь здесь семь тепленьких хлебцев, семь фунтов масла да семь подогретых на огне колбас — вот был бы пир!