Алексис Киви - Семеро братьев

Ю х а н и. Что призадумался, Аапо? Уж не расколол ли ты, братец мой, круг?

Т у о м а с. Да нет, он отлетел с тропинки в вереск и, по-моему, валяется у той маленькой елочки. А, здоро́во, Лаури! Что ты там стоишь такой сердитый и молчаливый?

Э р о. Что новенького в лесу, Лаури?

Ю х а н и. Спрашивай его — стоит как Хейкки из Паюлы, тот самый Хейкки — Хессу Мюллюмяки — со связкой рваных башмаков на спине. Ну, что ты там копаешься, Аапо?

Т и м о. Поторапливайся, брат, поторапливайся!

Ю х а н и. Оглядывает да обнюхивает, как кошка своего котенка…

Ну-ка, Кийски, отодвинься немножко с дороги, отодвинься, мой добрый песик, не то твоим лапам придется худо. Слышишь? Прочь с дороги!

Вот, вот, бедный Кийски, тут мольбы не помогут, сам знаешь. А там можешь сидеть и позевывать, сколько тебе угодно. Ишь ты, упрямец! Хе-хе-хе! А там сиди себе спокойно да поглядывай, как скачет круг. Но дьявол вас побери, если не найдется круг! А ну-ка, идемте все искать!

Э р о. Вот он!

Т у о м а с. Дай-ка я вцеплюсь в него своими клешнями.

А а п о. И запусти его, как пристало мужчине.

Ю х а н и. Именно! Но и здесь не бабы стоят!

Т у о м а с. Берегись, не то я посажу тебе шишку на лоб!

А а п о. Так-таки проскочил!

Э р о. Эх ты, братик Юхо! Что ты там молотишь по воздуху?

Ю х а н и. Отбивай, Симеони, хвати, чтоб земля задрожала! Ну и растяпа! Тимо, мой дорогой Тимо, гляди теперь, чтоб твой кол не промахнулся! Э, черт бы тебя побрал! Всыпать бы тебе десяток розог, ротозею!

Т у о м а с. Догоняй, догоняй! Чего уж тут больше! Но споемте проводы полку Раямяки. Ты ведь помнишь, Эро, как дымит баня Хеммо?

Э р о.

Песня Эро на этом кончилась, а вместе с нею закончилось и состязание в силе и ловкости. Солнце уже клонилось к западу, за поросшие мхом сосны. Вспотевшие братья зашагали домой. Впереди шли победители: Туомас, Аапо и Эро, за ними побежденные, а позади всех, со своей увесистой ношей на плече, шагал Лаури. Сварив на огне большой котел мяса, они сели за ужин. И теперь Юхани, Симеони и Тимо предстояло съесть огромную порцию говядины — десять фунтов, как было условлено в начале игры. О помиловании нечего было и думать: Туомас с угрожающим видом стоял перед ними. Собрав все свое мужество, они безропотно пережевывали и заглатывали куски, хотя глаза уже наливались кровью и не раз пытались взбунтоваться желудки. Наконец Симеони и Тимо осилили свою долю и, тяжело отдуваясь и жалобно морщась, кое-как добрели до избы и тотчас повалились на тростниковые постели. А Юхани все еще продолжал свою многострадальную трапезу. Мрачно поглядывая на лес, он сидел на пне и все жевал и жевал, а Эро безудержно хохотал, что особенно злило Юхани. Вот он наконец затолкал в рот последний кусок, и щеки его вздулись, побагровели; но кусок, лишь наполовину разжеванный, он все же сумел проглотить. И тут же, схватившись за живот и скорчив страшную гримасу, Юхани поковылял в избу и повалился на постель. За ним ушли на покой и остальные братья.

А когда настало утро и братья наконец пробудились от крепкого сна, в избе вместе со свидетелем стоял судебный заседатель Мякеля. Он явился по поручению хозяина Виэртола, чтобы вызвать братьев в суд за истребление быков. Тараща глаза и в полном молчании выслушали братья приказ заседателя, встали, оделись и мало-помалу пришли в себя. Почесывая голову, Юхани ворчливо начал разговор:

— Это дело серьезное. Ведь решалась судьба семи душ. И пусть хоть тысяча быков — что они значат даже против одного человека?

М я к е л я. Но быки мирно паслись на собственной земле Виэртолы, притом еще огороженной.

Ю х а н и. Да, но медведь — и человеку, и быку, и всем властям враг. Он, случись ему забрести на землю Виэртолы, не будет мирно пастись и слопает и Виэртолу, и меня самого, и даже Мякеля. А жизнь — ведь она каждому одинаково дорога. Подумайте-ка об этом. Эх, Мякеля, Мякеля! В моей голове немало статей и параграфов, немало крючков и проволочек, и я ими живо заткну глотку Виэртоле. Пока я помалкиваю, но перед судом я кое-что выложу, как того дело потребует — и оно само и все его извилины.

Т и м о. Да, в судебных делах мы не младенцы. Ведь мы же, да сохранит нас господь, были лучшими свидетелями на том страшном заседании, когда разбирался иск Кайсы Койвула о содержании на ребенка. Я еще и сейчас не забыл, как крикнули: «Юхани, сын Юхани, Юкола, и младший брат его Тимотеус!»

Ю х а н и. Помалкивай, Тимо, как крот. Да, Мякеля, вот как обстоят дела, точно так, как я сказал.

М я к е л я. Стало быть, вы даже не намерены по доброй воле возместить убытки Виэртоле?