Петр Радченко - На заре

Со двора молочной фермы, что приютилась на северо-западной стороне острова, за монастырскую стену долетали мычание коров и голоса пастухов.

На главной аллее, обсаженной по сторонам желтой акацией и сиренью, показался слепой бородатый монах — искуснейший монастырский звонарь Сергий. Громко стуча каблуками сапог, он безошибочно свернул к колокольне, увенчанной золотой луковицей купола и сияющим крестом, подобрал полы рясы, поднялся по крутым лестницам к колоколам. Над лиманом поплыл гулкий звон. Отбив утренние часы, Сергий сел на скамью у решетчатого окна колокольни, уставился пустыми глазницами в небо и начал бубнить молитву.

Внизу, на лестнице, заскрипели ступени. Сергий прислушался и сразу определил, что наверх с кем-то поднимается протоиерей Гурий. Кто был второй, Сергий так и не смог угадать по шагам, подумал: «Уж не тот ли это монах, что прибыл на днях?»

Действительно, с Гурием на колокольню в монашеской, одежде поднялся полковник Жуков.

— Вот видите, — сказал Гурий, подойдя к барьеру окна. — Отсюда просматриваются ближайшие плавни и острова на лиманах.

— Да, места здесь отменнейшие, — заметил Жуков. — Куда ни глянешь — естественные укрепления. Не монастырь, а крепость. И вы, отец протоиерей, право, смахиваете на начальника крепости. Что-то есть в вас офицерское.

— Что-то, разумеется, осталось, — Гурий расправил огненно-рыжую бороду, лежавшую лопатой на груди. — В молодости я учился во втором кадетском корпусе в Петербурге. Оттуда вышел хорунжим; служил в конно-артиллерийской четырнадцатой батарее Кавказского линейного войска, затем при воинском штабе. Одно время даже заведовал юнкерской командой, был советником войскового правления. Позже судьба определила меня в Киевскую духовную семинарию и Московскую академию. Был возведен в сан протопопа и назначен в Екатеринодар войсковым протоиереем.

— У вас прелюбопытнейшая биография, — сказал Жуков. — Выходит, волею судеб не я один сменил мундир на рясу.

— А вы что, брат, тоже из военных? — неожиданно спросил Сергий.

— Довелось всего испытать, — уклончиво ответил Жуков. — Устал я от мирской суеты и пришел сюда на покой.

Сергий поднялся со скамьи.

— Позвольте, брат, познакомиться с вами… пальцами лицо оглядеть.

— Что ж, давайте знакомиться, — поморщился Жуков.

Сергий провел шершавыми пальцами по его щекам, потрогал усы, нос, веки.

— А что ж без бороды, брат?

— Не успела вырасти, — улыбнулся Жуков.

Сергию хотелось еще о многом расспросить его, но Гурий прервал разговор:

— Потом наговоритесь. А сейчас нам пора идти.

Гурий и Жуков вошли в келью игумена Дорофея, который приводил в порядок седые длинные волосы перед большим овальным трюмо.

— Чем намерены заниматься сегодня? — поинтересовался Дорофей.

— Нам нужно побеседовать в тесном кругу и выработать план действий. Время не терпит, — сказал Жуков.

— А у меня хорошая весть, Диомид Илларионович, — сообщил Дорофей. — В плавнях под Новоминской [681] Называть степь, окружающую станицу Новоминскую плавнями, довольно некорректно. Имелось небольшое болото на южной окраине (по руслу реки Албаши) и заболоченный участок местности километрах в четырех на северо-восток. — прим. Гриня скрывается большая группа казаков сотников Зубарева и Дубины.

— Это же прекрасно! — с жаром воскликнул Жуков. — Связь с ними установлена?

— Вот думаю, кого послать туда.

— А чего думать? — вставил Гурий. — Через Марфу Кузьминичну Бражникову можно. Это чепигинская [682] Чепигинская — жительница станицы Чепигинской Тимашевского отдела (сейчас — Брюховецкого района). — прим. Гриня купчиха. Она с мужем изображена у нас на стене в притворе храма. За дело господнее в огонь и в воду пойдет.

— А что за человек Комаровский в Гарбузовой Балке [683] Гарбузовая Балка — хутор в Тимашевском отделе (сейчас — в Брюховецком районе). — прим. Гриня ? Надежный?

— Куда уж надежнее. Он с женой тоже в святых числится. На крыле главных ворот лики их написаны.

— Воистину праведная чета, — подтвердил Дорофей.

На колокольне Сергий пробил час завтрака…

Братская трапезная разделена на две части: поварню и просфорную [684] Поварня и просфорная — кухня и пекарня. — прим. Гриня . Первая половина — для священнослужителей, вторая — для монахов.

Сергий быстро отыскал свое место, уселся на скрипучей скамейке у открытого окна. Дюжий монах Федор подал завтрак и подсел к столу, за которым рядом с Сергием сидели два монаха — заведующий складом и старший конюх.

— Чтой-то, братия, не видать новичка, — сказал старший конюх, окинув взглядом монашескую половину трапезной.

— Он, поди, с самим игуменом трапезничает, — промолвил Сергий. — Видать — не простая птица. В почете тут.

— Что ты буровишь [685] Буровить (буровыть) — говорить вздор, несуразицу, что-либо несвязное. — прим. Гриня , брат, — пробасил Федор. — Откуда видать тебе-то, слепому?

— Твое дело звонить, — добавил тенорком худой, длинношеий заведующий складом.

— А я и звоню.

— Звони, да не перезванивай!..

Сергий промолчал. На его волосатом, изъеденном оспой лице выражалась озабоченность. Не понравился ему новый монах.

После завтрака состоялось тайное совещание священнослужителей. Его проводил игумен Дорофей в просторном зале при Зимней церкви. Первым выступил полковник Жуков, доложивший о возможностях повстанческого движения на Кубани. Затем были обсуждены вопросы, связанные с созданием подпольной контрреволюционной организации при монастыре.

После совещания Гурий с Жуковым, попом Яроном и монахом Федором отправились баркасом на хутор Гарбузовая Балка — к Комаровскому.

Осень уже успела наложить на буйную растительность лимана золотистые и багряные краски увядания. Густые камыши и кусты рогоза еще кишели дичью. На зеленоватых зеркалах просторных плесов плавали стаи уток, нырков, диких лебедей и пеликанов.

Жуков стоял у борта баркаса, прислушивался к ритмичному стуку мотора и, окидывая взглядом глухие, дикие места, думал о том, какие богатейшие возможности для скопления повстанческих сил открывали перед ним эти болота и монастырь.

Ярон украдкой наблюдал за ним и мысленно оценивал, на что способен этот человек, можно ли вполне рассчитывать на его организаторскую силу. Маленькие черные глаза Ярона сверлили Жукова, будто пытались заглянуть ему в душу, прочесть его мысли.

Гурий, указав на юго-восточный берег лимана, пояснил Жукову:

— Там — наша пасека. От нее идет дорога на Брюховецкую. На этой дороге мы всегда встречаем владыку из Екатеринодара.

— Теперь ждите не владыку, а викария — отца Евсевия, — ответил Жуков. — Этот сумеет повернуть церковные дела в нужное русло, вопреки указаниям строптивого и выживающего из ума старика.