Петр Радченко - На заре

— Позвольте, отец Александр, — прервала его Антонина, — Слишком пространно и столь же туманно. Ваши доводы о существовании бога неубедительны.

Забелин недовольно покосился на нее.

— Вот так и безбожие рождается! Бога нельзя ни доказать, ни видеть. Его можно только чувствовать душой, причем душой с известным психологическим настроением.

И кашлянув, продолжал чтение:

— «Конечно, если б только действительно безумный или сумасшедший говорил, что нет бога, то это ничуть не было бы удивительно: на то он и безумный, чтобы говорить безумное; но удивительно то, что безумными безбожниками бывают люди, находящиеся, по-видимому, в здравом уме. Таких безумных сейчас очень много! Это те, которые грешить не боятся!»

Высоко подняв высохший, как стручок перца, указательный палец, Забелин обрушился в своем воззвании на большевиков за то, что они отвергли бога, подняли революцию в России и прогнали царя-батюшку. В заключение пространного воззвания говорилось: «Мы ставим вас в известность, братия и сестры, что по нашим планам, то есть планам Объединенного центра бело-зеленого движения на Кубани, весной 1924 года в нашей области должно вспыхнуть всеобщее восстание против большевистской власти. И вы все, кому дорога наша матушка-Кубань, должны готовиться к этим великим событиям, все как один должны принять в этом восстании свое участие, чтобы сплоченными силами изгнать ненавистную нам власть с нашей земли-кормилицы, подаренной нам царицей Екатериной II, и потом зажить вольной, сытой жизнью, как жили наши предки: прадеды, деды и отцы. Аминь».

Выслушав попа, офицеры молча переглянулись между собой.

— Ну что, братия, каково? — обратился к ним Забелин.

— Что-то великоват церковный крен, — заметил Орлов.

— Обращаться к верующим надо только так, — сказал Забелин.

— Это, пожалуй, верно, — согласился с ним Белов.

— Подсократить бы малость, — предложил Козликин. — Верующие упреют, пока до сути доберутся.

— Нет, нет сокращать не буду! — возразил Забелин. — Чем больше о боге, тем лучше.

Волошко поскреб голый затылок, покрутил головой.

— Все это гарно, други, — скептически заметил он. — Но будет ли толк от этой затеи? Бог и антихрист — это шось неземное.

— Что же вы предлагаете? — спросил Орлов.

— Треба широко пропагандировать среди людей, что за границей зараз готовится большой десант, который немедленно придет нам на помощь, — сказал Ковалев.

— Правильно! — согласился Лаштбега. — Пропаганда должна быть действенной, от нее зависит наш успех.

Забелин начал было спорить, доказывать, что главную ставку надо все же делать на верующих и что воззвание, написанное им, сыграет огромную роль в подготовке восстания на Кубани, но под давлением большинства ему все же пришлось значительно изменить первоначальный текст.

— Ну, теперь, надеюсь, вас устраивает новая редакция? — обратился поп к офицерам.

Орлов поморщился, махнул рукой.

— Не верю я ни во что, господа! Прахом все идет. — Он обернулся к Забелину и спросил — Что у нас завтра, отец Александр?

— Как что? — не понял поп.

— Ну как же, — протянул Волошко. — Про заговены [907] Заговены (заговенье, запусты, мясопустье) — в традиции Православных церквей название последнего дня перед длительным постом, когда ещё можно употреблять скоромную пищу (животного происхождения). В славянской традиции заговеньем называется время, когда воздерживались от работы, обильно ели и веселились в преддверии постных ограничений; реже — вечер и ужин накануне поста. — прим. Гриня забыли, что ли?

Забелин хлопнул себя по лысине:

— Ну да, конечно! Завтра же заговенье на великий пост. И как я запамятовал?!

— Вот завтра мы и гульнем! — воскликнул Орлов, — А потом видно будет…

В первых числах марта, когда с полей сошел снег, банда Белова, оставив пещеру Волошко, двинулась в путь. Впереди на конях ехали Орлов и Ковалев; позади на тачанке Антонина с предводителем шайки, а за ними рысили Лаштбега и Дудов. В самом хвосте колонны поспешал на кобыленке поп Забелин. Ковалев приказал всем прикрепить к папахам пятиконечные звезды, повязать на рукава красные повязки и поднять красное знамя.

Спустились с гор в долину. И тут бандиты увидели на дороге кавалерию. Впереди конницы реяло алое знамя.

— Приготовиться к бою, — распорядился Белов, — но не начинать до моей команды.

— А ну, затянем песню! — предложил Ковалев.

Белов, откинувшись на спинку тачанки, запел:

Десятки голосов дружно подхватили:

Красные конники, не подозревая, что перед ними бандиты, ехали спокойно. Поравнявшись с командиром красных, Ковалев вскинул руку к папахе, крикнул басом:

— Здравствуйте, товарищи красноармейцы!

— Здравия желаем! — отозвались кавалеристы.

— Что за часть? — спросил командир красных конников.

— Действуем против белобандитов и дезертиров, — ответил Ковалев и пустил в намет своего коня.

За ним поскакала вся банда. Оставив далеко позади красную кавалерию, Ковалев похвастался:

— Вот так надо галок бить, братцы!

— А если б они опознали кого-либо из нас? — не смолчала Антонина. — Тогда что было бы?

— Если бы да кабы… — усмехнулся Орлов. — Не думай об этом.

Впереди, в Урупском ущелье, показалась станица.

— Братцы! — сказал Белов. — Перед нами Преградная. Мы должны побывать в ней.

Под самой станицей банде попался навстречу чоновский отряд. Видя красное знамя и звездочки на шапках, чоновцы проехали мимо банды и даже не поинтересовались, что это за часть. Обман Ковалева удался и на этот раз.

— А сейчас начнем действовать! — предупредил Белов свою шайку. — Зайдем вон в тот двор.

У калитки он спрыгнул с подножки тачанки. За ним спешились Орлов, Ковалев, Лаштбега, Козликин и Дудов, направились к хате по дорожке, вымощенной кирпичом. Их в окно увидела женщина, вышла на крыльцо.

— Хозяин дома? — спросил Белов.

— Дома, — спокойно ответила женщина. — А зачем он вам?

— Погуторить хотим! — заявил Орлов. — Зови его.