Петр Радченко - На заре

Тачанки и линейки, опережая одна другую, беспорядочно въезжали во двор. Гремела музыка.

Гусочка соскочил с линейки, выбежал на круг и, выбрасывая ноги, пустился в пляс, приговаривая:

Лаврентий, охваченный задором, не усидел на месте, понесся вокруг него с легкостью, точно на пружинах, приседая и подпрыгивая. Свист, гам, смех с нарастающей силой раздавались в толпе.

В просторных комнатах дома, с настежь открытыми окнами, стояли накрытые длинные столы.

В зале, под образами, молодожены заняли места. Тут же с шумом разместилась на стульях и длинных скамейках молодежь.

Дружко и подружий наполнили рюмки водкой. Пожелали новобрачным счастья, чокнулись, выпили и стали закусывать. Дружки переглянулись и вдруг запели:

Разрумяненная Меланья Аристарховна заглянула в дверь, одобрительно покивала головой и ушла в другую комнату к гостям-старикам и пожилым людям. Дружко и подружий налили по второй рюмке. Подшучивая над боярами, дружки опять затянули:

Раздался громкий смех. Неожиданно в зал вбежал Гусочка и громко закричал:

— Горько! Горько!

Григорий потянулся, к Галине, намереваясь поцеловать ее в губы, но Галина отшатнулась назад, уставилась на него, как на привидение, мысленно проговорила: «Тю на тебя. Отстань!»

Потом нехотя подставила ему щеку, и он, чмокнув в нее, широко заулыбался.

— Горилки им за ето! — распорядился Гусочка.

Дружко налил еще по рюмке. Дружки выпили и, подмигнув друг другу, залились звонкими голосами:

— Оце так бояре! Оце так дружки! — прокатилось по ряду сидевших за столом.

В окна ворвались звуки музыки, ружейной пальбы. Гусочка топнул ногой, закричал:

— Гай шумит [188] Гай шумит — зажигай; дым коромыслом. — прим. Гриня ! — И задвигал ногами, хлопая ботами не в такт музыке.

— Робы [189] Робы — делай; давай. — прим. Гриня , робы, Иван Герасимович! — заглядывая в дверь, подзадоривал его Копоть пьяным голосом. — Оно у тебя шось получается.

Гусочка пустился быстрее и, носясь по залу, приговаривал:

Копоть толкнул Гусочку в бок и, расправив ершистые усы, подхватил хмельным хохочущим голосом:

— Что же ты без музыки танцуешь?

— А хиба без музыки? — тяжело дыша, остановился Гусочка.

— Водки ему за такие кренделя! — махнул рукою Копоть.

Дружко налил в стакан самогона, поднес Гусочке. Тот опрокинул его над беззубым ртом, осушил до дна, крякнул и потянулся к закуске.

— Эк, Иван Герасимович, — совсем оживился Копоть. — Да ты черно пьешь!

Гусочка проглотил кусок жареной баранины, зашамкал:

— Пью саме у красу [190] У красу — во всей своей красе, в полном блеске. — прим. Гриня , Никита Гаврилович!

— Пей, да ума не пропивай! — хлопнул Копоть его по плечу и вышел из зала.

Во дворе танцевали лезгинку.

— Шире круг! — выкрикнул кто-то из толпы.

И на середину в нарядном цветастом платье выбежала Оксана. Вытянув одну руку в сторону, а другую согнув над головой, она топнула каблуками красных сапожек, пустилась в плясовую по освобожденному кругу. Стройная, гибкая ее фигура, как бабочка, порхала из стороны в сторону. Высоко держа голову и выпятив грудь, она, казалось, плыла в воздухе, заглядывала парубкам [191] Парубок — парень, юноша. — прим. Гриня в очи, призывала их посостязаться с нею в лихости.

Виктор выбежал ей навстречу, и они, то разбегаясь, то снова сбегаясь, выделывали сложные па в вихревом танце. Парни и девчата ожесточенно хлопали в ладоши и громко выкрикивали:

— Асса! Асса!..

На крыльцо, обнявшись, вышли Бородуля и Левицкий, обратили внимание на танцующих.

— Ты бачишь, Лавруха, как твой сын носится с моею дочкой! Ей-богу, из них была бы гарна пара! Да ты глянь, как она, бисова дивчина, заглядывает ему в очи! Все же нам придется их поженить.

Лаврентий расправил усики, покосился на Бородулю, подвигнул:

— Я не прочь породниться с вами, Игнат Власьевич, но… я слыхал, недоброе болтают в станице про вашу Оксану.

— Гм… Мало ли что болтают. А танцуют они, бисови дети, как черкесы! — воскликнул Бородуля.

Соня стояла на веранде у раскрытого окна и с тоскою глядела на исполнявших лезгинку. Она уже слыхала от Галины, что Виктор собирается жениться на Оксане, и ощущала в душе нотки ревности: ведь он тогда, при встрече в лесу, назвал ее красавицей.

«И это, видимо, не зря, — рассуждала она. — А теперь решил взять Оксану. Да оно иначе и не могло быть. Я же в монастыре. Он знает об этом…» Ей не хотелось больше тревожить свою душу, и она начала помышлять, как бы незаметно, тайком уйти со свадьбы, но глаза ее не могли оторваться от Виктора…

— Виктор, сделай кинжального ежа! — спускаясь по ступенькам крыльца, крикнул Григорий.

Виктор, вооружившись двумя кинжалами, с поразительной быстротой начал выписывать ими замысловатые фигуры в воздухе. Лучи жаркого солнца блестели на холодной стали кинжалов, напоминая ежа, утыканного сверкающими иглами. Оксана, как мотылек, носилась, порхала вокруг него, не чувствовала земли под ногами.

К Соне подошла Галина, взяла ее под руку, заглянула в глаза.

— Ну, как ты? — спросила она. — Не скучаешь?

— Нет, — покачала головой Соня.

Она прильнула к ней, хотела что-то сказать, но в дверях коридора показались Меланья Аристарховна и Акилина Даниловна, пронизали их глазами и, остановясь на крыльце, залюбовались танцевавшими. Соня почувствовала неловкость и опять стала глядеть в окно.

Музыка наконец умолкла. Оксана вытерла на румяном лице пот. Виктор вложил кинжал в ножны и поправил осунувшиеся голенища сапог.

Меланья Аристарховна с улыбкой махнула на них рукой:

— И шоб вас!..

Начался обряд осыпания. Мать жениха вынесла из дома сито, наполненное хмелем, пшеницей, деньгами, орехами, конфетами, и начала пригоршней метать все это на головы молодых, стоявших внизу перед нею на ступеньках крыльца. Все от мала до велика бросились за лакомствами, толкая друг друга, крича и падая.