Петр Радченко - На заре

А к полуночи гости настолько перепились, что даже не узнавали друг друга. Сталкиваясь в коридоре или же на веранде, они недоуменно спрашивали:

— Ты видкеля [216] Видкеля — откуда. — прим. Гриня взялся?

— А ты видкиля?

— Я… — мычал первый, — краснодольский, Кукуйко. А ты?

— Я тоже тутошний. Гмыдня… Опанас.

— О, так мы с тобой соседи, матери твоей черт!

И они, обнявшись, чмокались поочередно и опять шли к столу.

Когда ночь перевалила за средину и за столом остались лишь немногие, а все остальные лежали уже на чем попало и как попало, Гусочка пошарил пьяными глазами по закускам, но ничего подходящего не нашел, чтобы съесть. Все уже опротивело ему: он не то чтобы есть, даже глядеть не мог на все эти кушанья. Душа его просила только кислого.

Петляя ногами, он на веранде взял зажженный фонарь и отправился в сад. Долго блуждая, с огнем между деревьями, наконец напал на помидоры, набил ими карманы, побрел в дом, сел за стол, налил в стакан водки…

А вскоре в доме все уже спали мертвецким сном. Гусочка также захрапел, положив голову на блюдо с недоеденной подливой.

Наступил день, но в доме никто не просыпался.

Гусочка открыл глаза, вытер рукавом бороду, потянулся к помидорам, но тарелка оказалась пустой. Наклонив голову, он долго сидел без движения, потом встал и направился к выходу.

Солнце выглянуло из-за сада и, бросая косые лучи на широкий двор Молчуна, залило его янтарным блеском. Гусочка сошел по ступенькам крыльца, поднял над собой зажженный фонарь и, петляя пьяными шагами по двору, запел:

Эхо подхватило его запевку, осторожно откликнулось где-то за конюшней в саду.

Из дома вышла Галина, окинула Гусочку недоуменным взглядом и вдруг сказала:

— Тю!.. Чи с перепою.

Гусочка, не обращая на нее внимания, спотыкался и продолжал хмельным голосом:

— Дядько Иван, что вы поете? — спросила Галина.

— Га?.. — остановился Гусочка между домом и летней кухней, глядя не в ту сторону, откуда окликнула его молодица.

— Что вы поете? — повторила Галина.

— Ето такая песня, — пробормотал Гусочка. — «Гвоздик» зовется.

— А с фонарем зачем?

— За помидорами… Впотьмах же не найдешь.

— Да вы поглядите, где солнце, — указала Галина на восток.

— Хе… солнце! — бормотал Гусочка. — То месяц.

Галина взяла у него фонарь и, потушив, спросила:

— Как теперь, темно?

— Вроде нет, — глядя из-под руки на солнце, неуверенно сказал Гусочка и, почесав затылок, воскликнул: — Ач!.. Чудак покойник…

Галина скрылась в дверях кухни.

Гости почти все уже проснулись. С помидорами в подоле вернулся в зал Гусочка, подсел к вдове, толкнул ее в бок, запел:

Вдова игриво заглянула ему в хмельные глаза, подхватила:

Ой, там моя хатонька — край воды,

С премудрого дерева — с лободы [217] Лобода — лебеда. — прим. Гриня !..

Раздались восклицания, хохот. Гусочка самодовольно улыбнулся и, хлопнув вдову по плечу, сказал:

— Ей-бо, была бы добра пара из нас!

— Так сватай, чего ж ты зеваешь? — подмигнула вдова.

— Эй, да и в самом деле Иван Герасимович холостой! — спохватились бабы. — Иди за него, Васька!

— А я согласный! — храбрился Гусочка.

— Верно! — сказал Копоть. — Ведь холостой — полчеловека!

— Холостому: ох-ох! — посыпались прибаутки. — А женатому: ай-ай!

— Чего там, — вставил Бородуля. — Без жены что без кошки, а без мужа что без собаки.

— А я вот шо скажу, — возразил Гусочка. — Идучи на войну, молись; идучи в море, молись вдвое; хочешь жениться, молись втрое! Да, да, крест и святая икона. Холостой лег — свернулся, встал — стряхнулся.

— Э, Иван Герасимович! — Молчун погрозил ему пальцем. — Заруби себе на носу: ты да ты, да опять ты, так один ты и будешь. Холостой что бешеный. Ты посуди по себе.

— Справедливое замечание, — поддержал его Копоть. — И в раю жить тошно одному.

Василиса ущипнула Гусочку, задорно улыбнулась:

— Эк, Иван Герасимович! Добрая жена да хорошие щи — другого добра не ищи! Ты бы у меня по ниточке ходил.

— Кто, я? — взъерепенился Гусочка. — Да чтобы я тебе покорился? Какой же из меня тогда казак в биса? Двенадцать баб у меня было таких, как ты, и все плакали!

— А ну-ка давай поборемся, — предложила Василиса. — Я спробую, что ты за человек в силе.

— С тобой? — ершился Гусочка. — Вы бачили: баба хоче бороться с казаком? — Он поспешно перекрестился, плюнул в ладони и, обхватив вдову вокруг стана, воскликнул: — Господи сусе!

— Эх, была не была! — улыбаясь, уцепилась Василиса за широкий его очкур [218] Очкур — пояс, опояска, стягивающая штаны, шаровары. — прим. Гриня .

Началась борьба. Вдова наконец подставила ему ногу, и Гусочка так грохнулся на пол, что на столе зазвенела посуда. Раздался громкий одобрительный смех.

Гусочка встал, отряхнул с себя пыль, недовольно покосился на Василису:

— Что ж ты подножку? Так можно слона повалить.

Вдова надела ему треух, прихлопнула его и оживленно сказала:

— Сватай, Иван Герасимович! Теперь я за тебя с охотой пойду.

— Правильно! — подхватили бабы. — Женись, Герасимович, сразу человеком станешь.

Гулянье продолжалось… А вечером, в знак того, что Молчун женил последнего сына, гости вырыли в земляном полу кухни яму, налили в нее воды и, заколотив туда отточенный кол, разошлись и разъехались по домам.

В доме зажгли огонь. К Молчунам пришел отец Валерьян. Григорий встретил его у калитки, проводил в зал. Там сидели Бородуля, Копоть, Пятница и Гусочка. Поп перекрестился на образа, поздоровался и, присаживаясь в кресло, остановил взгляд на незнакомце.

— Я вижу в нашем воинстве новичка, — сказал он, скользя маслеными глазами по собравшимся.

— Это Никита Гаврилович Копоть, войсковой старшина, — пояснил Бородуля. — Приехал к нам от полковника Скакуна.

— Истинно, — Валерьян положил руки на подлокотники. — Слыхал я про полковника. Он руководит повстанческим отрядом в плавнях.

— Никита Гаврилович доложит нам обо всем, — добавил Бородуля.

Валерьян перевел взгляд на Пятницу, изрек:

— И Тихон Силыч наконец вернулся.

— Но с неутешительными вестями, батюшка, — пробасил Пятница.

Вошел Молчун, плотно прикрыл за собою дверь, сел на диван.

— Вот теперь мы и потолкуем в тесном кругу, — начал Бородуля. — Прежде всего расскажи нам, Силыч, что там в Царицынской даче? Есть надежда, что есаул Живцов и сотник Курунин спасут свой отряд?

Пятница, задыхаясь от жары, вынул из кармана утирку [219] Утирка — то, чем вытирают что либо или вытираются; носовой платок или полотенце для вытирания лица. — прим. Гриня , обмахнул пот с рябого покрасневшего лица, развел руками: