Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Только трактирщик из нашего дома, Герцл, никогда не давал Войтишеку денег. Долговязый Герцл был малость скуповат, но, в общем, неплохой человек. Вместо денег он обычно пересыпал из своей табакерки немного табаку в табакерку Войтишека. И они всегда — это бывало по субботам — обменивались одними и теми же фразами:

— Ох-ох-ох, пан Войтишек, плохие времена!

— Верно, что плохие, и не станут лучше, пока лев из замка не сядет на вышеградские качели.

Он имел в виду льва на башне храма святого Вита {65} . Признаюсь, что эти слова Войтишека меня озадачивали. Как рассудительный молодой человек, — мне было тогда уже восемь лет, — я ни на минуту не сомневался в том, что упомянутый лев может перейти по Каменному мосту, — как я сам в дни храмовых праздников, — подняться на Вышеград и там сесть на хорошо всем нам известные качели. Но почему от этого времена станут лучше — вот чего я никак не мог постичь!

Был прекрасный июньский день. Войтишек вышел из храма святого Микулаша, надел шапку, потому что сильно припекало солнце, и не спеша пошел через нынешнюю Штепанскую площадь. У изваяния святой троицы он остановился и сел на ступеньку. За спиной у него звучно плескалась вода в фонтане, солнышко светило, было очень славно! Сегодня Войтишек, очевидно, обедал в доме, где садились за стол после полудня.

Как только он сел, одна из нищенок, стоявших у дверей костела, направилась к нему. Ее прозвище было «Миллионщица», потому что, в отличие от других нищенок, которые сулили своим благодетелям, что господь бог возместим им подаяние сторицей, она клялась, что даятелю воздастся «в миллион раз». Именно поэтому чиновница Германова, не пропускавшая ни одного аукциона в Праге, всегда подавала только Миллионщице. Миллионщица умела ходить прихрамывая или не прихрамывая, в зависимости от того, как ей было нужно. Сейчас она шла ровной походкой, направляясь прямо к Войтишеку, сидевшему около памятника. Холщовая юбка бесшумно болталась вокруг ее тощих ног, натянутая на лоб синяя косынка ерзала вверх и вниз. Ее лицо всегда казалось мне очень противным. Все оно было в мелких, как тонкая лапша, морщинах, собравшихся у острого носа и рта. Глаза у нее были желто-зеленые, как у кошки.

Она подошла поближе к Войтишеку и сказала, выпячивая губы:

— Хвала господу Иисусу Христу!

Войтишек кивнул в знак согласия.

Миллионщица тоже села на ступеньку и чихнула.

— Брр! — сказала она. — Я не люблю солнца, всегда от него чихаю…

Войтишек ни слова.

Миллионщица сдвинула косынку назад так, что открылось все ее лицо. Она щурила глаза, как кошка на солнце: они были то зажмурены, то вспыхивали зелеными огоньками. Она все время что-то жевала, и, когда губы раздвигались, был виден единственный верхний зуб, весь черный.

— Пан Войтишек, — начала она снова, — я всегда говорю: стоит вам только захотеть…

Войтишек молчал. Повернувшись к ней, он глядел на ее рот.

— Я всегда говорю: «Эх, если б пан Войтишек захотел, он мог бы нам сказать, где щедро подают».

Войтишек ни слова.

— Что вы на меня так уставились? — помолчав, спросила Миллионщица. — Что такое у меня неладно?

— Зуб! Удивительно, что у вас остался этот зуб!

— Ах, зуб, — сказала она, вздохнув. — Вы ведь знаете, что, когда выпадает зуб, это значит, что вы теряете доброго друга. Нет уже на белом свете тех, кто желал мне добра и хорошо ко мне относился. Все умерли. Только один остался, да я не знаю его… Не знаю, где этот добрый друг, которого милосердный бог еще послал мне в жизни. Ах, боже, я так одинока!

Войтишек глядел перед собой и молчал.

Что-то похожее на радостную усмешку мелькнуло на лице нищенки, но усмешка эта была безобразна. Старуха поджала губы, и все ее лицо как-то подтянулось.

— Пан Войтишек!

— Пан Войтишек, мы с вами еще можем быть счастливы. Я часто вижу вас во сне… Видно, на то воля божья. Вы одиноки, некому о вас позаботиться. К вам всюду так хорошо относятся, у вас много щедрых благодетелей… Я бы охотно к вам переехала. Перина у меня есть…

Войтишек медленно поднялся с места. Он выпрямился и правой рукой поправил кожаный козырек фуражки.

— Скорее отравлюсь! — буркнул он наконец, отвернулся и, не попрощавшись, медленно пошел к Оструговой улице. Два зеленоватых глаза следили за ним, пока он не скрылся за углом. Потом Миллионщица надвинула косынку на лицо и долго сидела не шевелясь. Наверное, задремала.

Странные слухи вдруг поползли по Малой Стране. Люди почесывали затылки и задумывались. Там и сям только и слышалось: «Войтишек».

Вскоре я все узнал. Говорили, что Войтишек совсем не бедняк. У него, мол, на том берегу два собственных дома. А что он живет где-то в Бруске, под замком, это, мол, все неправда.

Стало быть, он дурачил добросердечных жителей Малой Страны! И как долго!

Все были возмущены. Мужчины сердились, чувствуя себя оскорбленными, стыдились своей легковерности.

— Ах, мошенник! — говорил один.

— А ведь и в самом деле, — рассуждал другой, — видели мы когда-нибудь, чтобы он ходил побираться по воскресеньям? Нет! Сидел небось дома в своих хоромах и ел жаркое.

Женщины еще колебались. Добродушное лицо Войтишека казалось им слишком бесхитростным. Но выяснились новые подробности: у него две дочери и обе живут как барышни. Одна просватана за лейтенанта, а другая метит в актрисы. Обе носят перчатки и ездят гулять в Стромовку.

Это убедило и женщин.

Так за двое суток решилась судьба Войтишека. Всюду ему стали отказывать, ссылаясь на «трудные времена». В домах, где он, бывало, обедал, ему теперь говорили: «Сегодня ничего не осталось», или: «Мы люди бедные, ели сегодня один горох, это не для вас». Озорные мальчишки прыгали вокруг него и кричали: «Домовладелец, домовладелец!»

В субботу я играл около дома и увидел, как подошел Войтишек. Трактирщик Герцл стоял, как обычно, в своем белом фартуке, опершись о дверной косяк. Объятый каким-то непостижимым испугом, я вдруг вбежал во двор и спрятался за ворота. В щель я хорошо видел Войтишека. Шапка тряслась в его руках. На лице не было обычной ясной улыбки. Он повесил голову, желтоватые волосы его были растрепаны.

— Слава господу Иисусу Христу, — поздоровался он, как обычно. При этом он поднял голову. Щеки его были бледны, глаза помутнели.

— Вот хорошо, что вы пришли, — заметил Герцл. — Пан Войтишек, одолжите мне двадцать тысяч. Не бойтесь, деньги не пропадут, я прошу под надежную закладную… А кстати, если хотите, можете теперь же купить себе дом, вот тут рядом… «У лебедя».

У Войтишека брызнули слезы из глаз.

— Да ведь я… да ведь я… — всхлипывал он. — Я в жизни никого не обманывал!

Пошатываясь, он перешел улицу, опустился на землю, положил свою седую голову на колени и громко зарыдал.