Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

В этом случае все указывало на принца Магомета. Соответствие по возрасту было безупречным, войско, которое на глазах у князя следовало верхами вдоль берега, представляло собой подходящий эскорт для прямого наследника одряхлевшего султана; кроме того, лишь Магомет имел непререкаемое право выступать в делах государственной важности от имени своего отца.

«Вряд ли я сильно ошибаюсь, — рассуждал князь про себя, осмыслив все эти факты. — Буду исходить из того, что этот юноша — действительно принц Магомет».

Едва он осознал это, как его проворные мысли понеслись вскачь. Время и место — полночь в уединенном древнем замке — представлялись благоприятными, он же был готов к действию.

Речь, на самом деле, шла про тот самый умысел, который он пытался осуществить в ночь пиршества в его шатре в Эль-Зариба, где он из загадочных соображений поделился с эмиром Мирзой своими открытиями, касавшимися будущего Константинополя.

Князь вновь окинул мысленным взором план, ради осуществления которого покинул Чипанго. Если не удастся осуществить его руками магометан, возможно, христиане окажутся сговорчивее. Обращаться к мусульманскому миру надлежит через калифа, который, скорее всего, находится в Египте; именно поэтому князь в свое время и предпринял странствие вниз по Нилу из Каш-Куша. Если же придется прибегнуть к помощи христиан, в союзники он возьмет Константина. Таков, в самом общем смысле, был замысел, осуществлением которого он занимался.

Впрочем, ко всем этим возможностям добавилась еще одна, о которой сейчас самое время поговорить.

Читатель уже достаточно осведомлен о том, каким именно занятиям князь предавался охотнее всего. Речь шла о международной политике и связанных с нею войнах. И пусть даже последние и не составляли его осознанной цели, но именно к ним по большей части и приводили его действия. Ради одного лишь удовольствия — посмотреть, как воины встают лицом к лицу со смертью, которая непостижимым образом обходит его самого стороной, — он не вступал в сражение до момента перелома, а после этого кидался в самую гущу схватки.

Кроме того, у него был свой особый способ развязывать войны. Он заключался в том, чтобы наказывать других за провал собственных начинаний. За его неудачи кому-то всегда приходилось расплачиваться. Тем самым он утешал свою уязвленную гордыню.

Изобретая способы осуществления своих замыслов и заводя необходимые для этого знакомства, он всегда заранее выбирал инструменты подобного наказания.

В качестве наглядного примера его образа действий приведем тот замысел, осуществлением которого князь занимался в данный момент. Если не удастся подвигнуть калифа на то, чтобы он встал во главе реформ, князь обратится к Константину; если и император ответит отказом, он заставит того поплатиться, причем князь уже знал, как именно. Едва после прибытия из Чипанго он разобрался в политических хитросплетениях мира, в который вернулся, ему стало ясно: отмщение отказавшему ему греку он осуществит руками Магомета.

Встреча с мирзой в Эль-Зариба дала ему благоприятную возможность подступиться к молодому турку. История, которую эмир выслушал в ту ночь на условиях строгой секретности, на деле предназначалась для ушей его повелителя. А насколько точно этот замысел соответствовал своему назначению, читатель узнает из нижеизложенного.

Итак, индийский князь твердо решил искать встречи с Магометом, и сейчас нам интереснее всего проследить за тем, как именно он добился своего. Действовал он с присущей ему решимостью.

Сразу после того, как сопровождаемые евнухом дамы скрылись из виду, из всех потайных помещений замка высыпали воины; увидев одного, судя по виду — офицера, князь обратился к нему по-турецки:

— Послушай-ка, друг!

Воин повиновался.

— Передай коменданту замка мое приветствие и сообщи, что индийский князь желает с ним переговорить.

Воин заколебался.

— Разумеется, — торопливо продолжил князь, — послание мое предназначено не могущественному властелину, который встретил меня на пристани, а подлинному коменданту. Приведи его сюда.

Его уверенный тон возымел свое действие.

Недолгое время спустя посланец вернулся в сопровождении приземистого человека средних лет. Круглое лицо под зеленым тюрбаном, большие черные глаза, укрытые мясистыми веками, бескровные щеки, утонувшие в густой бороде, поношенный халат с оторочкой из рыжего меха, обнаженный ятаган на шитом шелковом поясе — все выдавало в нем турка; однако как мало было в нем сходства с прекрасным баловнем судьбы, представшим там, у реки, под чужой личиной!

— Индийский князь имеет честь говорить с комендантом замка?

— Велик Аллах, — отвечал комендант. — Я сам искал встречи с вашим сиятельством. Помимо желания присоединиться к благодарностям за ваше счастливое спасение во время шторма, я намеревался исполнить свой долг мусульманского гостеприимства и препроводить вас туда, где ваш ждут отдых и пища. Прошу за мной.

Сделав лишь несколько шагов, комендант остановился:

— А разве с вами не было спутника — помоложе, дервиша?

— Монаха, — поправил князь, — и, кстати, этот вопрос напомнил мне и о моем слуге-негре. Пошлите за ним, а лучше того — приведите обоих сюда. Мне угодно, чтобы их поместили со мной вместе.

Через некоторое время все трое вступили в свои покои, если крошечная комнатушка достойна такого названия. Стены в ней были из холодного серого камня, сквозь узкую продолговатую бойницу проникал скудный свет; жесткая скамья, огромный турецкий барабан, по форме похожий на половинку яичной скорлупы, а также несколько связок соломы с брошенной поверх сложенной овечьей шкурой составляли всю обстановку.

Сергий не выказал ни удивления, ни разочарования. Возможно, эта комнатка и ее содержимое напоминали его келью в Белозерском монастыре. Нило углубился в изучение барабана — он, видимо, привел ему на ум схожие боевые приспособления из Каш-Куша. Лишь один князь остался недоволен. Встав между комендантом и дверью, он произнес:

— Один вопрос, прежде чем ты выйдешь отсюда.

Турок устремил на него молчаливый взгляд.

— В какие покои поместили княжну Ирину и ее спутницу? Они столь же убоги, как и эти?

— Приемная моего гарема — самая удобная из всех имеющихся в замке комнат, — отвечал комендант.

— И что?

— Именно туда их и поместили.

— Не твоими заботами. Тот, кто позорит гостеприимство принца Магомета, обращаясь дурно с его гостями… — Князь смолк и обвел комнату хмурым взглядом. — Подобный слуга обойдется столь же недостойно и с другим гостем, и если этот другой — не гость, а гостья, даже это не тронет его очерствевшую душу.