Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Мать Хатима была вдовой — бедной, безродной, однако Милосердный возлюбил ее и пекся о ней, ибо была она мудрее всех мужчин того времени, придерживалась всех известных заповедей и тому же учила сына. В один прекрасный день по всему городу поднялся громкий вопль. Все бросились узнавать причину и сами не сдержали криков.

На севере возникло видение, подобного которому не видел еще никто, равно как никто не мог объяснить, на что оно похоже. Некоторые, презрительно отмахнувшись, объявили:

— Да это обыкновенное облако!

Другие, заметив стремительность его приближения — а оно напоминало птицу, парящую на неподвижных распростертых крылах, — вскричали:

— То птица Рух!

Когда неведомый предмет приблизился, некоторые из селян бросились в тревоге в свои дома, голося при этом:

— Исрафил! Исрафил! Настал конец света!

Вскоре видение оказалось почти у них над головами, потом оно понеслось прочь, краем скользнув прямо над ними, далее потянувшись к востоку. В ширину и длину было оно как пастбище для десяти тысяч верблюдов и десяти тысяч лошадей. Ничему из земных предметов не было оно подобно, кроме ковра из зеленого шелка; и никто из стоявших внизу не мог ответить на вопрос, что заставляет его двигаться. До них вроде бы долетел шум сильного ветра, однако, поскольку воздух на сколько хватало глаз заполнили большие и малые птицы, как наземные, так и водоплавающие, и все они летели вровень с ковром, создавая из своих крыльев плат, цветом темнее облака, смотревшим было невдомек, кто движет видение, ветер или птицы. Пролетая мимо, ковер слегка накренился, дав им узреть то, что находилось на нем, а именно — трон из жемчугов и радуги, на котором величаво восседал царь в своем венце; по левую его руку мчался сонм духов, по правую — войско людей в боевых доспехах.

Когда диво это оказалось рядом, все свидетели застыли; ни одному из них не хватило смелости выговорить даже слово, хотя почти все пожирали глазами и царя, и трон, и птиц, и воинов, и духов; впрочем, впоследствии они спрашивали друг у друга:

— А птиц ты видел?

— Нет.

— А духов?

— Нет.

— А воинов?

— Я видел лишь Царя на троне.

Когда ковер пролетал мимо, на краю его явился муж в великолепных одеждах и возгласил:

— Велик Бог! Свидетельствую: нет Бога, кроме Бога!

В тот же миг из длани его выпало что-то. А когда чудо скрылось из виду, умчавшись к югу, те, кто опамятовался, отправились искать, что он обронил. Вернулись они смеясь:

— То всего лишь бутыль из тыквы, а поскольку она даже хуже тех, что мы приторочиваем к седлам верблюдов, мы ее выбросили.

Услышала эти слова и мать Хатима, и ее они не удовлетворили. В детстве своем слышала она старинное предание о том, как царь Соломон, завершив в Иерусалиме строительство храма, отправился в Мекку на зеленом ковре, влекомом ветром, в сопровождении воинов, духов и птиц. А потому, сказав про себя: «То Соломон направлялся в Мекку. И недаром бросил он здесь эту бутыль», она отправилась на поиски, принесла ее домой, вскрыла и обнаружила внутри три семечка, одно — красное, точно рубин, другое — синее, будто сапфир, а третье — зеленое, как изумруд.

Женщина могла бы продать эти семечки, ибо они были прекрасны, как самоцветы, ограненные для венца, продать и обогатиться, но не было для нее во всем мире ничего более ценного, чем Хатим. Они предназначены ему, сказала она и, взяв бурый орех, из тех, что иногда море выбрасывает на берег, разрезала его, спрятала сокровища внутри, запечатала и повесила орех мальчику на шею.

— Благодарствуй, о Соломон, — произнесла она. — Нет Бога, кроме Бога, и этот урок я стану преподавать своему Хатиму утром, когда удоды слетаются на водопой, в полдень, когда они насвистывают в тени свои песни, и вечером, когда они накрываются крылом, дабы темнота стала темнее, и засыпают.

И вот с того самого дня Хатим постоянно носил на шее бурый орех с тремя семечками внутри; ни до, ни после не было ни у кого подобного амулета, ибо Хатим не только находился под защитой гениев — слуг Соломона, но и вырос в одного из тех образцовых людей, в которых, как было предречено Богом, сосредоточены все добродетели. Не было человека храбрее, щедролюбивее, великодушнее и милосерднее; не было человека сладкоречивее, ни с чьих губ поэзия не текла таким медом, возвышая души; а самое главное — никто не умел, как он, держать слово и выполнять обещания.

Судить об этом ты можешь по некоторым из тех многих историй, которые о нем рассказывают.

Пришел голод. Хатим к тому времени уже стал шейхом своего племени. Погибали женщины и дети, а мужчинам оставалось лишь смотреть на их страдания. Они не знали, кого винить, не знали, к кому обращаться с молитвой. Предначертанный час настал — имя Бога оказалось забыто, как забывают цвет прошлогоднего листа. Даже в шатре шейха, как и в шатре последнего бедняка, голод утолить было нечем — пищи не осталось. Зарезали последнего верблюда, остался всего один конь. Не раз и не два добрый шейх выходил, чтобы лишить его жизни, но конь был так прекрасен, так ласков, так проворен! Всей пустыни было недостаточно, чтобы вместить его славу! Насколько проще было повторять: «Пусть еще один день минует, — может, завтра пойдет дождь».

Шейх сидел в шатре, рассказывая жене и детям разные истории, ибо он был не только лучшим воителем своего времени, но еще и прославленным поэтом и сказителем. Перед тем как отправиться на битву, его бойцы говорили: «Спой нам, о Хатим, — спой, и мы станем биться». И вот теперь близкие, слушая его речи, почти забыли про свои горести — но тут покрывало на входе в ковер откинули в сторону.

— Кто там? — осведомился шейх.

— Твои соседи, — отвечал ему женский голос. — Дети мои плачут от голода, а мне нечего им дать. Помоги мне, о шейх, — помоги, или они умрут.

— Приведи их сюда, — произнес он, вставая.

— Ей ничем не хуже, чем нам, — возразила его жена, — и дети наши ничуть не менее голодны, чем ее. Что ты можешь сделать?

— Но она пришла ко мне, — отвечал шейх.

И, выйдя из шатра, он зарезал коня и развел огонь, а потом, когда незнакомка и ее дети разделили трапезу с его собственными детьми, он проговорил:

— Нет, так нельзя! Несправедливо, что едите вы одни.

И, пройдя по становищу, созвал он всех соседей и только сам остался голодным. Ему мяса совсем не осталось.

Был ли на свете человек великодушнее Хатима? В бою он часто даровал жизнь и не отнимал никогда. Однажды соперник, которого он попирал ногою, воззвал к нему:

— Дай мне, Хатим, свое копье!

И он отдал копье.

— Глупец! — воскликнули его собратья.

— А что мне оставалось? — отвечал он. — Разве этот несчастный не попросил у меня его в дар?

Ни один узник не взывал втуне к его милосердию. Однажды, во время путешествия, некий пленник попросил Хатима выкупить его, однако у Хатима не было нужной суммы, и он расстроился до глубины души. Жестокосердые незнакомцы не вняли его мольбам, после чего он сказал: