Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

31 марта. Четверг.Государь объявил мне при моем докладе, что намерен выехать из Петербурга в действующую армию в половине будущей недели, так чтобы прибыть в Кишинев за день до перехода войск через границу. Там же будет подписан и манифест о войне. Я еду с государем.

Обедал я у их величеств. Разговор почти исключительно вращался вокруг исторических воспоминаний. И государь, и императрица обладают необыкновенной памятью и любят припоминать прошлое. Головы их – живые хроники.

Сегодня турецкий посланник [Кабули-паша] передал Министерству иностранных дел полученный им от Порты циркуляр, содержание которого было уже вчера нам прочитано. Игнатьев опять заехал ко мне и передал несколько записок по предметам, которые князь Горчаков сваливает на Военное министерство. Наш канцлер, как говорят, ликует: уверяет всех, что теперь дело его кончено и дальнейшие заботы переходят на Военное министерство. Вот каков взгляд его на роль дипломатии.

5 апреля. Вторник.В последние дни было у меня много работы, так что не имел ни минуты свободной, чтобы заглянуть в свой дневник. Впрочем, и не было ничего замечательного за это время. С тех пор как война решена, всем как будто стало легче; в городе настроение довольно воинственное, хотя, разумеется, люди желчные ворчат. Сам государь, хотя озабочен, но менее нервен, чем прежде. Отъезд его назначен в ночь на 8 апреля; смотры войскам действующей армии предположены 10, 11 и 12 апреля в Жмеринке, Бирзуле, Тирасполе, Кишиневе и Унгене.

По сведениям, о предположенном движении за границу, полученным из Кишинева, оказывается, что бóльшая часть войск будет направлена пешим порядком, ввиду слабой провозоспособности румынских железных дорог. Но при этом выступление войск эшелонами растянуто на такое продолжительное время, что не могу не подивиться чрезмерной медлительности, зная энергичный характер нашего главнокомандующего. Я счел необходимым даже телеграфировать ему в этом смысле, но получил ответ, что сделанного расчета изменить уже невозможно. Крайне будет прискорбно, если с самого начала действий мы не покажем энергии и решительности. Сегодня я докладывал об этом государю, но отсюда трудно направлять распоряжения главнокомандующего; приходится отложить разъяснение вопроса до прибытия нашего в Кишинев.

Сегодня получено известие, что конвенция с Румынией наконец подписана. Со вчерашнего же дня началась дополнительная мобилизация наших войск. К сожалению, отовсюду приходят известия о прекращении сообщений то от разлива рек, то от повреждения железных дорог, ледохода и т. д.

12 апреля. Вторник. Кишинев.Сегодня совершилось историческое событие: объявлена война Порте, и в прошлую ночь войска наши уже перешли границу как европейскую, так и азиатскую. Подписанный сегодня в Кишиневе манифест появится в завтрашних газетах.

Государь с наследником цесаревичем выехал из Петербурга в ночь на 8 апреля (с четверга на пятницу). Сопровождали его в поезде, кроме меня, генерал-адъютанты граф Адлерберг, Игнатьев, Мезенцов, Рылеев, Воейков, граф Воронцов-Дашков, генерал-майор Свиты Салтыков, из флигель-адъютантов князь Долгоруков, затем прусский и австрийский военные агенты (генерал-адъютант Вердер и флигель-адъютант барон Бехтольсгейм), два адъютанта наследника и чины военно-походной канцелярии. Независимо от этой свиты отправлено вперед, в Кишинев, большое число флигель-адъютантов, генералов свиты и три генерал-адъютанта: князь Меншиков, Чертков (Михаил) и Левашов.

Ехали мы безостановочно до самой Жмеринки, и почти на всем пути провожала нас сквернейшая погода: снег и вьюга. Первый смотр войскам был в Жмеринке, утром 10-го числа (воскресенье). Несмотря на холодную и сырую погоду, на непролазную грязь, 5-я пехотная дивизия представилась в превосходном виде. Точно так же и вечером в Бирзуле 31-я пехотная и 9-я кавалерийская дивизии показали себя в отличном состоянии. Даже прежние пессимисты, сомневавшиеся в существовании армии после всех реформ последних 15 лет, должны были успокоиться. В особенности замечателен был бодрый, смелый вид теперешнего солдата сравнительно с прежним забитым, запуганным страдальцем.

Государь после каждого смотра собирал около себя офицеров и говорил им несколько слов, на которые они отвечали взрывом восторженных «ура!». Как на первых двух смотрах, так и на последующих выказалось возбужденное состояние духа во всех войсках; тут не было ничего искусственного, поддельного, а выражался на всех лицах искренний энтузиазм.

Вечером 10-го числа прибыли мы в Тирасполь. Здесь на станции железной дороги встретил государя главнокомандующий армии великий князь Николай Николаевич с частью своего штаба и русский генеральный консул в Бухаресте барон Стюарт. Этот последний выехал навстречу государю, чтобы убедить его величество, по просьбе румынского князя Карла, замедлить на несколько дней объявление войны и открытие военных действий.

Князь Карл признавал это необходимым не столько потому, что Румыния вовсе не приготовилась к войне (да и не могла приготовиться, так как, по словам барона Стюарта, казна ее была совершенно пуста), сколько по соображениям внутренней политики: подписав конвенцию, князь Карл убоялся последствий нарушения конституции и решился собрать 15-го числа сенат, чтобы легализовать заключенный акт.

По этому предмету происходило в императорском вагоне совещание. Великий князь главнокомандующий и генерал Левицкий объяснили сделанные ими распоряжения на предстоявшую ночь на 12-е: всё было уже готово к переходу через границу. При этом было особенно важно начать движение неожиданно для турок, дабы хоть передовым отрядам успеть занять Галац и Браилов и прикрыть Барбошский мост на Серете.

Игнатьев и я старались отклонить мысль об отсрочке начала войны. Подобная перемена накануне дня, заранее назначенного, могла произвести крайне прискорбные замешательства, тем более что кавказские войска на границе Азиатской Турции могли и не получить своевременно извещения об отсрочке. Во всяком случае, мы лишились бы выгоды внезапности нападения. По всем этим соображениям и несмотря на настойчивые убеждения барона Стюарта, государь решился не изменять сделанных распоряжений, а барону Стюарту приказал немедленно отправиться обратно в Бухарест, объяснить князю Карлу невозможность исполнения его желания и вместе с тем вручить ему на первый раз миллион франков золотом, в счет ссуды, которую князь просил для покрытия самых неотложных расходов. Так и было сделано: барон Стюарт в ту же ночь уехал с экстренным поездом и проездом через Кишинев получил из полевого казначейства золото.