Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

Газетные толки о склонности султана к миру, о попытках его прибегнуть к посредничеству Англии, Германии и других кабинетов всё более усиливаются. Но султан и министры его находятся под постоянной угрозой нового переворота. Интриги сераля и фанатизм толпы не позволяют еще партии мира действовать открыто.

Не раз я имел разговор с Нелидовым о том, что нам было бы необходимо подготовить, хотя было в общих чертах, соображения об основных условиях, на которых мы могли бы при первом удобном случае войти в переговоры о мире. Мы оба того мнения, что было бы желательно в этом отношении сговориться с Берлинским кабинетом. Приступ к этому должен быть сделан теперь же, ранее, чем наступит момент, когда нам придется уже формально дать ответ на предложения противника.

Тут, конечно, дело прямо подлежало бы компетенции государственного канцлера; но если этот выживший из ума эгоист продолжает артачиться, объявляя во всеуслышание, что не хочет ни во что вмешиваться, пока продолжаются военные действия, то по необходимости приходится приступить к делу помимо Министерства иностранных дел. Я просил Нелидова составить записку в смысле наших неоднократных бесед, чтобы представить ее государю. Быть может, письменное мнение будет иметь более силы, чем неоднократные словесные мои напоминания.

Еще сегодня я имел случай возобновить этот вопрос при докладе государю присланного Фадеевым из Черногории плана совместных наступательных действий черногорцев и сербов в районе Старой Сербии. План этот, крайне поверхностный, составлен Фадеевым, очевидно, с личной целью – найти себе самому какую-либо роль в настоящей войне. Однако же план этот читан им черногорскому князю Николаю и нашему консулу Ионину, и обоими ими одобрен. Князь Николай снова выказал полную готовность подчиниться воле русского императора, как он сам выражается – «действовать в качестве русского корпусного командира». В этом нельзя сомневаться; но другой вопрос – можно ли рассчитывать на единодушные действия сербов с черногорцами. Конечно, не такому авантюристу и пройдохе, каков Фадеев, служить соединительным между ними звеном.

Впрочем, предположения о наступательных действиях сербов и черногорцев ныне преждевременны; если суждено войне продолжаться в будущем году, то подобные действия можно иметь в виду к весне. Так и решено отвечать. Затем остается все-таки неразрешенным вопрос о личности самого Фадеева: какое можно дать ему безвредное положение?

7 ноября. Понедельник.В первом часу было совершено благодарственное молебствие по случаю взятия Карса – на высотах перед Плевной, при залпах всех наших батарей боевыми зарядами. Обстановка была грандиозная. Вероятно, турки приняли этот адский огонь за предтечу новой атаки. Некоторые из их фортов отвечали, но слабо. С наших же батарей залпы продолжались и после отъезда государя с позиций. Они слышны отсюда до позднего вечера. Ночь светлая, лунная, хотя и холодная. Днем же была восхитительная погода.

Утром приходил ко мне австрийский военный агент барон Бехтольсгейм с объяснениями по поводу дипломатической переписки о нейтрализации Сулинского рукава Дуная. Когда Австрия и Англия встревожились из-за того, что в этом рукаве сделаны были генералом Циммерманом заграждения в виде затопленных барок с камнями, мы же первые предложили мысль о нейтрализации этого рукава, чтобы никакое военное судно не могло уже входить в Сулинское гирло. Англичане подхватили это предложение, но с переменой, внешне незначительной, а в сущности весьма важной для нас: они предлагают нейтрализовать часть рукава только выше Сулина.

Венский кабинет, со своей стороны, прикинулся непонимающим важности этого изменения. Однако же я объяснил Бехтольсгейму, что предложение английское клонится к тому, чтобы дать туркам, а может быть, впоследствии и самим англичанам, пользоваться спокойно Сулинским портом под защитой международной комиссии, а нам связать руки, так чтобы мы больше уже не могли угрожать Сулину и стоящей там турецкой броненосной эскадре. Вопрос этот обсуждался и позже, на позиции, с великим князем главнокомандующим и Нелидовым; решено наотрез отвергнуть предложенную англичанами перемену.

Во время обеда получена дополнительная телеграмма о взятии Карса. Оказывается, нами взято до 300 орудий и 10 тысяч пленных, не считая найденных в госпитале 4500 раненых и больных. Наши потери – около 2500 человек. В то же время получены и неутешительные известия о восстании в Южном Дагестане, где оно приняло даже более значительные размеры, чем в других частях края. Мятеж распространился и на Закатальский округ. Остается надеяться не столько на укрощение восстания оружием, сколько на нравственное влияние, которое должны произвести в крае наши успехи над турками. Желательно, чтобы на сей раз по усмирении мятежа не сделали новой ошибки и не упустили случая окончательно обезоружить горцев.

8 ноября. Вторник.По случаю Михайлова дня опять было молебствие перед фронтом гвардейского отряда; князь Румынский и принц Баварский присутствовали при молебствии и потом за завтраком у государя.

Вчера было довольно жаркое дело в Рущукском отряде: в то время как торжественно открывали вновь построенный мост через Дунай у Петрошани, турки со стороны Рущука атаковали наш левый фланг у Пиргоса и сожгли эту деревню, но потом были оттеснены обратно за Лом.

9 ноября. Среда.Румынам удалось завладеть Раховом; хотя атака их была отбита с большим для них уроном, однако же в ночь турки сами ушли из города, и сегодня утром румынские войска заняли его.

Утром приезжал великий князь главнокомандующий. Он предупрежден через газеты, что Мехмет-Али-паша намерен наступать от Софии через Берковицу к Плевне, между тем как бóльшая часть нашей гвардии притянута к Орхание и расположена в горном ущелье от Яблоницы до Осикова. Однако ж разъезды наши, доходившие почти до Берковицы, до сих пор никакого движения турецких войск не замечали. Не будет ли вынужден Мехмет-Али обратиться против сербов, которые обещают через 10 дней сосредоточить до 68 батальонов на Тимоке и у Алексинаца?.. Румыны также намерены продолжать свои действия вверх по правому берегу Дуная к Лом-Паланке и Видину.

11 ноября. Пятница.Несмотря на густой туман, не позволявший видеть что-либо в десяти шагах, все-таки назначено было утром ехать «на позицию». Конечно, мы ничего не видели, да нечего было и смотреть, так что поездка эта была названа пикником: позавтракали на батарее с главнокомандующим и его свитой и затем разъехались по своим местам. Усиливаются толки о близкой сдаче Плевны. Два офицера 3-й гвардейской пехотной дивизии, заблудившиеся в тумане, наткнулись на турецкие аванпосты; не потеряв присутствия духа, они вынули белый платок и выдали себя за парламентеров. Их приняли очень учтиво, даже любезно, проводили далеко в средину расположения, не завязав глаз, и отпустили. Офицеры уверяют, будто в говоре окружавших их турецких солдат и офицеров они слышали слова «царь», «мир» и проч. Турки спрашивали, что происходило 8-го числа на позициях наших. Офицеры не решились сказать правду – что праздновали взятие Карса.