Исроэл-Иешуа Зингер - На чужой земле

В глубоких карманах слишком больших, отцовских, штанов у него всегда был целый магазин всевозможных винтиков, гвоздиков, шестеренок, и за грош или кусок хлеба с маслом он мог сделать что душе угодно. Вот к этому Велвлу мальчишки, как заправские извозчики, и привели Симху-Бинема.

— Велвл, это конь. Подковать надо, да побыстрей.

Мальчишки думали, Велвл сделает подковы из проволоки или даже просто из веревки, но тот, порывшись в карманах, достал несколько сапожных гвоздиков, взял вместо молотка кирпич, положил босую ногу Симхи-Бинема к себе на залатанные колени и начал ковать его по-настоящему.

Симха-Бинем закричал. Он даже забыл, что должен только ржать, и заорал во все горло. Но мальчишки от выдумки Велвла пришли в такой восторг, что будто и не услышали. Только крепче ухватили Симху-Бинема за узду, так что чуть рот ему не порвали, и держали изо всех сил, как настоящего коня.

— Стой, стой! — повизгивал Мойшл, пытаясь тонкими губами изобразить извозчичье «тпру».

— Эй, двиньте ему в бок, чтоб не дергался! — крикнул кузнец Велвл, с удовольствием стуча кирпичом по босой ноге Симхи-Бинема.

Гвоздь вошел в пятку, боль стала невыносимой, и «конь» начал вырываться, молотя кулаками налево и направо. Только теперь мальчишки поняли, что перегнули палку, и перепугались.

— Бежим! — крикнул Мойшл. От страха его нос стал еще длиннее.

— Быстро! Быстро! — подхватили мальчишки и бросились врассыпную, развевая полы кафтанчиков и цицес [44] Цицес — кисти, которые привязывают к углам лапсердака* — четырехугольной накидки, которую носят под верхней одеждой. Ношение цицес является заповедью. * Ошибка: цицит пришиваются к арбаканфесу ( прим. верстальщика ). на лапсердаках.

Домой Симха-Бинем скакал на правой ноге, поджав левую, из которой каплями сочилась кровь, и завывал на всю рыночную площадь, как побитый пес:

— Ма-а-а-ма-а-а!

Несколько дней Симха-Бинем не выходил из дома. И едва ему стало настолько лучше, что он уже не мог улежать в постели, как он тут же получил взбучку от отца, который приехал на субботу.

Дувидл хотел услышать ответ лишь на один вопрос:

— Почему именно тебя решили подковать? Почему тебя, а не кого-нибудь другого?

Симха-Бинем не знал, что ответить, и молчал. И тут Дувидл рассердился по-настоящему. Ничего не злило его так, как это молчание.

— Н а тебе подковы! — влепил он сыну несколько затрещин с истинно хасидским пылом. — На, болван!..

Вошла бабушка, всплеснула руками.

— Дувидл, брось его, он же болен!

Но Дувидл не слушал и бил дальше. Только когда из шинка прибежала Гендл и завопила: «Ты его убьешь! Помогите!», Дувидл оттолкнул его и, бледный, дрожащий, словно не он бил, а его самого били, крикнул:

— На, убери его от меня, своего сыночка!

— Он точно такой же твой сын, как и ее, — вмешалась бабушка Тирца.

Но Гендл ничего не сказала. Только взялась за уголок передника, чтобы вытереть ребенку слезы, но его серые глаза были сухи, ни одной слезинки. Он молчал. И его упрямое лицо пылало ненавистью, тупой ненавистью разъяренного быка.

С тех пор он стал ненавидеть не только отца, но и мальчишек из хедера.

Теперь он водился с польскими ребятами.

Целыми днями он болтался с ними по узким улочкам. Воровал дома спички, наполнял серой ключ, вколачивал в него гвоздь и стрелял в заборы и стены. Дым, огонь, грохот! Бродячие собаки думали, что на них началась охота, и в страхе разбегались, поджав хвосты.

Он таскал из дома халу и угощал новых друзей. Они ели, слизывали с пальцев крошки и нахваливали:

— Добра хала жидовска!

За это они подарили ему ножик с красной рукояткой и пятью лезвиями. У евреев такого ножика не увидишь.

— Симха, знаешь, зачем пять лезвий?

— Нет.

— Балда ты, неужели непонятно? Одно для завтрака, второе для полдника, третье для обеда, четвертое — между обедом и ужином перекусить, а пятое — для ужина. Понял?

— Угу…

С этим ножиком он ходил на речку, срезал тростник и мастерил дудочки. Еще он крал в шинке пустые бутылки, отдавал ребятам, они приносили их обратно в шинок и продавали, а Симхе-Бинему дарили за это пойманных пиявок и ящериц.

Но интереснее всего было играть в старых развалинах на окраине местечка.

Там, у христианского кладбища, стояло древнее заброшенное здание с плоской крышей. Евреи боялись его как огня. Ходили слухи, что в нем обитают бесы, а по ночам собираются покойники и поют песни. Ни одна беременная женщина не согласилась бы приблизиться к нему ни за что на свете, а девушка, если ей очень надо было пройти мимо, обязательно надевала перед этим фартук. И, проходя, шептала заклинание:

Если же пробегать мимо развалин приходилось мальчишкам из хедера, например, накануне праздника Гойшано-Рабо [45] Гойшано-Рабо — имеющий особые законы седьмой день Суккес, восьмидневного осеннего праздника в память о блужданиях по Синайской пустыне во время Исхода из Египта. , чтобы наломать ивовых веток, или перед постом Девятого ава, чтобы нарвать репьев, то дети сначала проверяли цицес, все ли с ними в порядке, и летели стрелой, взявшись за руки и повторяя на бегу:

И при этом не забывали сплевывать по три раза.

Вот у этого заброшенного здания Симха-Бинем и валялся теперь с новыми дружками, жарясь на солнце.

— Эй, Симха! — говорил кто-нибудь. — Сможешь меня побороть?

— Д-д-давай п-п-попробуем.

— А меня?

— Иди сюда!

— А на крышу можешь залезть?

— А т-то нет! — обижается Симха-Бинем и мигом забирается на плоскую крышу. Там разбросаны камни и валяется шляпа, как носят ксендзы. В тулье огромная дыра. Этой дырой, полями кверху, Симха-Бинем надевает грязную шляпу на голову.

— Эй! — кричит он вниз. — Видали?

Ребята от смеха валятся на землю.

— Ну, Симха, ты даешь!

Еще на крыше валяются старые миски без дна, отбитые ручки от глиняных кувшинов, птичьи перья и кости — видно, ястреб расправился с вороной, и дохлая кошка. Симха-Бинем берет ее за лапу, раскручивает над головой и запускает в друзей. Этот подвиг еще выше поднимает его авторитет.

А когда в развалинах нашли куриные яйца и стали продавать их рыночным торговкам с бедных окраин, вот тут-то и началась настоящая жизнь.

Первым яйца обнаружил Симха-Бинем. Дело было так.

Возле здания гулял кот, толстый, черный кот с блестящими зелеными глазами. Симха-Бинем решил его поймать.

— Слышь, Симха, — подначивали дружки, — хвост у него длинноват. Надо бы маленько укоротить.

— Укоротить?

Эта мысль очень понравилась Симхе-Бинему. Он сразу представил себе, с каким удовольствием положит кошачий хвост на камень и бац топором! Симха-Бинем взял веревку, завязал на ней петлю, как заправский живодер, и стал подкрадываться к коту, но тот, мигом почуяв, что его хвост в опасности, держался настороже, готовый в любую секунду дать деру.