Бранимир Чосич - Скошенное поле

— Когда ты пришел?

— Только что?

— Почему не вошел?

Ненад выдержал взгляд Марии.

— Услышал, что ваш Фреди играет. Не захотел.

Она устало опустилась в плетеное кресло, привлекла к себе Ненада, обняла и, прижавшись к нему головой, осталась так на несколько минут, следя взглядом за голубями, которые прохаживались по краю металлической крыши.

— У меня будет ребенок, Ненад, — выговорила она наконец и разжала свои объятия.

Он отодвинулся и молча посмотрел на нее. Потом вдруг покраснел и опустил глаза. Заметил свою фуражку на столе. Взял ее. У Марии будет ребенок! Когда он исподлобья, незаметно поглядел на нее, она ему показалась какой-то новой, далекой, окруженной тайной. Сначала его обуял страх, потом чувство гадливости, наконец гнев. Ребенок от Фреди!

— Ты куда?

Ненад не отозвался. Взгляд его остановился на ее фигуре. Да, это происходит именно таким образом — он знал об этом раньше, — сначала никто ничего не замечает, а там уже есть крохотный ребенок, который растет, развивается и в один прекрасный день рождается. Какая гнусность! С тем, что у других женщин так рождаются дети, он уже примирился. Но Мария, его прекрасная Мария… Теперь только все стало ему ясно и он вполне реально осознал отношения между Марией и Фреди. До сих пор он всеми силами старался не уяснять себе этого. Фреди с Марией, Мария с Фреди… Боже мой!

— Погоди, Ненад! Что с тобой, Ненад?

Ненад, спускаясь по ступенькам террасы, все время в упор глядел на Марию, а потом побежал к воротам.

— Ненад…

Она нагнала его у самых ворот.

— Не убегай, хоть ты не убегай от меня! Останься, люби меня, как я тебя люблю. Ты мой маленький друг, ты мой маленький брат. Ненад!

Он яростно вырвался из ее объятий. Красный, взъерошенный, глаза его горели ненавистью.

— Вот вам ваш Фреди… — И добавил, словно хлестнув ее по лицу: — Гадина, гадина!..

Улица казалась ему черной, он бежал, ничего не видя и не слыша, а по лицу струились крупные слезы. У Марии будет ребенок! Все прекрасное, все самое чистое было загрязнено. Фреди! В голове мелькали страшные мысли. Фреди! А он был беспомощен. Что он мог сделать? В голове стучало от бессильного гнева. Улица походила на темный туннель, через который он бежал, не глядя под ноги. Какой стыд! Теперь ему было понятно, почему мать Марии никогда о ней не говорит, не хочет ее видеть, почему женщины на улице глядят ей вслед. Он вбежал в квартиру. Ясна, нагнувшись над швейной машиной, работала.

— Мама, мамочка!

Ненад стоял с непокрытой головой, взъерошенный, потный, со скомканной фуражкой в руках. Ясна вскочила. Побелев, она испуганно глядела на него. Он вдруг почувствовал стыд, страшный стыд. Ему захотелось убежать, спрятаться. Но это было невозможно. Он бросился на грудь матери и, всхлипывая, прошептал:

— У Марии будет ребенок, ох, мамочка, будет ребенок!

Все лето Ненад не видел Марии. Ясна с раннего утра и до самой ночи работала на распределительном пункте — развешивала муку. Ненад был один и свободен.

Незаметно получилось так, что время, которое он отдавал Марии, он стал теперь проводить с Голованом и другими товарищами в развалинах дома, где они встречались обычно раньше. Теперь уже тут была организованная коммуна со старшинами, взносами, дежурствами. Помещение расчистили, расширили и даже частично меблировали разной поломанной мебелью. Своды покрыли толстым слоем глины, так что им не мешал теперь и самый сильный дождь. Жизнь вели самую безалаберную — играли на пуговицы, на картинки, а чаще всего на деньги, курили и сквернословили; в теплую погоду всей ватагой спускались к Дунаю и купались голышом на зависть остальным купающимся. Порядочные дети, живущие по соседству, покинули отряд, зато появились новые — из Палилулы или с Врачара {24} 24 Палилула, Врачар — рабочие окраины Белграда. , косматые, как дикари, с сильными мускулами, избитые, исцарапанные и закаленные в драках хулиганы. Им все было дозволено: красть по чужим дворам фрукты или чудесные красные розы за железной решеткой. Первый футбольный мяч на ипподроме принадлежал им. Если бы Ненаду захотелось подробнее узнать о том, что его мучило, то, конечно, он мог получить у них исчерпывающие сведения. И он, хотя вначале ему было не по себе от непристойной ругани, пристал к банде. И даже курить стал. Первая затяжка доставила ему такое же удовольствие, какое он получил, когда забавлялся с Марией: блаженство разошлось по всему его телу до кончиков пальцев на ногах; в голове зашумело. Голован и Света-Шарик наблюдали за ним внимательно и с насмешкой. Их подзадоривания заставили его затянуться еще несколько раз, причем он слегка поперхнулся. Первое курение не вызвало у него рвоты, к общему восхищению товарищей.

— Ведь только Перу-Жабу не рвало.

В жару, покрытый серой пылью, Белград выглядел еще более опустелым. Ребята шатались без всякого присмотра. Им нравилось ходить к Зделаровой гимназии и передавать арестованным женщинам сигареты, сопровождая это отборными ругательствами. А еще большее удовольствие доставляло подглядывать, спрятавшись в ивняке на берегу Дуная, как раздеваются женщины. А потом, развалившись на камышовой циновке и всяких тряпках в своем подвале, они обменивались, покуривая, впечатлениями о виденном и пережитом. Женщины их интересовали и привлекали необычайно, и они обо всем говорили открыто и цинично. Для старших все это уже было просто. Голован, Света-Шарик и Пера-Жаба уже не раз бывали у женщин и говорили об этом без удовольствия, даже с оттенком скуки. Они охотнее толковали между собой о болезнях, выкидышах, изнасилованиях. Ненада мутило. Но он продолжал упорно обо всем расспрашивать: особенно его поражали случаи с выкидышами.

— А ребенок?

— Его вырезают и выкидывают, — хладнокровно ответил Пера-Жаба побледневшему Ненаду.

— Но, значит, его убивают?

— Ну, он еще такой маленький, меньше мыши, почему же его не убить? Я видел такого в музее, в банке со спиртом. Вот такая голова, и мигает!

Ненад весь насторожился и вспомнил о медицинских книгах на чердаке. С тех пор как семья переселилась в другую квартиру, лестница и чердак были заперты. Но теперь отомкнуть любую дверь без ключа не представляло для Ненада никакой трудности. Сначала он сам рассматривал книги, а через несколько дней отнес товарищам. Рисунки им ничуть не понравились; похоже было на мясную лавку; женщины всегда разрезаны пополам, видны сердце, легкие, желудок и в пузыре скрюченный ребенок; и самое противное то, что кожа содрана и нервы обнажены. Правда, Пера-Жаба объяснил, как все происходит, но Ненад оставался в недоумении: эти синие и красные рисунки он никак не мог связать ни с теми женщинами, которых он тайком разглядывал, ни с белокожей Марией.