Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

– Раскаиваетесь? – отвечал человек. – Вы, может быть, раскаиваетесь также и в том, что узнали Джульетту, и вам досталась ее сладкая любовь?

– Ах, Джульетта, Джульетта! – вздохнул Эразм.

– Ну, да, – продолжал тот, – вы сущий ребенок. Вы хотите, чтобы все ваши желания исполнялись, но при этом все должно идти ровно и гладко. Фатальные стечения обстоятельств вынудили вас покинуть Джульетту, но если бы вы здесь остались, я бы отлично мог избавить вас от всех кинжалов ваших преследователей, а также и от любезной полиции.

Мысль о возможности остаться с Джульеттой с необыкновенной силой овладела Эразмом.

– Как можно это сделать? – спросил он.

– Я знаю, – сказал человек, – одно симпатическое средство, которое поразит слепотой ваших преследователей. Словом, оно так действует, что вы будете являться им каждый раз с новым лицом, и они никогда вас не узнают. Когда наступит день, вам надо будет долго и внимательно посмотреться в какое-нибудь зеркало, а я совершу с вашим отраженьем кое-какие манипуляции, ничуть его не испортив, и вы сможете тогда остаться жить с Джульеттой вполне безопасно, в веселье и в радости.

– Ужасно! Ужасно! – воскликнул Эразм.

– Что такого ужасного, дражайший? – насмешливо спросил человек.

– Ах, я… я… – начал Эразм.

– Оставили ваше отражение у Джульетты? – быстро закончил человек. – Ха, ха, ха! Брависсимо, милейший. Теперь вы можете лететь через леса и долины, деревни и города до тех пор, пока не найдете вашу жену и маленького Расмуса и не сделаетесь опять отцом семейства. Хотя и без отражения, что для вашей жены будет неважно, так как вы будете принадлежать ей телесно, а Джульетта будет вечно иметь только ваше мерцающее подобие…

– Замолчи ты, ужасный человек! – закричал Эразм.

В эту минуту к ним с пением приблизилось веселое шествие с факелами, которые осветили экипаж. Эразм увидал лицо своего спутника и узнал безобразного доктора Дапертутто. Одним прыжком выскочил он из экипажа и побежал навстречу шествию, так как узнал издали приятный бас Фридриха. Друзья возвращались с деревенского обеда. Эразм быстро рассказал Фридриху обо всем, что случилось, умолчав только о потере своего отражения. Фридрих поспешил с ним в город, и все было так скоро устроено, что, когда взошла утренняя заря, Эразм уже несся на быстром коне и был далеко от Флоренции. Спикхер описал многое, что случилось с ним во время пути. Но удивительнее всего был тот случай, который, прежде всего, заставил его почувствовать потерю своего отражения. Это было тогда, когда его усталая лошадь нуждалась в отдыхе, и он остановился в большом городе. Без всякого опасения уселся он за общий стол в гостинице, не заметив, что напротив него висело прекрасное светлое зеркало. Какой- то дьявольский кельнер, стоявший за его стулом, заметил, что стул этот кажется в зеркале пустым, и сидящее на нем лицо не отражается. Он сообщил о своем наблюдении соседу Эразма, тот – своему соседу; по всему столу началось шептание и бормотание, смотрели то на Эразма, то в зеркало. Эразм еще не понял, что все это относилось к нему, когда поднялся с места какой-то серьезный человек, подвел его к зеркалу, посмотрел туда и, обратившись затем ко всему обществу, громко воскликнул:

– Очевидно, у него нет отражения!

– У него нет отражения! Нет отражения! – закричали все разом. – Вытолкайте его за дверь!

Полный ярости и стыда, убежал Эразм в свою комнату. Но едва он вошел туда, как ему было объявлено от полиции, что он должен в течение часа или явиться перед всеми со своим полным и сходным отражением, или оставить город. Он поспешил уехать, преследуемый толпой и уличными мальчишками, которые кричали ему вслед:

– Вон едет тот, кто продал черту свое отражение, вон он едет!

Наконец он выехал вон из города. С тех пор везде, где он появлялся, он просил скорее завешивать зеркала под предлогом отвращения ко всякому отражению, и поэтому его ради шутки называли генералом Суворовым, так как тот делал то же самое.

Когда он достиг своего отечества и приехал домой, его радостно встретила милая жена с маленьким сыном, и скоро ему показалось, что в спокойной и мирной домашней жизни можно забыть о потере отражения. Однажды Спикхер, который совсем не думал больше о прекрасной Джульетте, играл с маленьким Расмусом; тот набрал в ручонки сажи и измазал ею лицо отцу.

– Отец, отец, смотри, какой ты стал черный! – закричал малютка.

И прежде, чем Спикхер сообразил, в чем дело, сын принес зеркало и стал держать его перед отцом. Заглянув туда сам, он сейчас же с плачем уронил зеркало и убежал в другую комнату. Вскоре затем вошла жена Спикхера, глядя на него со страхом и с удивлением.

– Что это сейчас рассказал мне про тебя Расмус?.. – спросила опа.

– Что у меня нет отражения? Не правда ли, милая? – перебил ее Спикхер с натянутой улыбкой.

Он постарался ее уверить, что бессмысленно думать, что можно вообще потерять свое отражение. Вообще же говоря, это не большая потеря, потому что всякое отражение есть иллюзия, самосозерцание ведет к тщеславию и, кроме того, подобное отражение разделяет наше «я» на сон и действительность. Когда он говорил это, жена быстро сдернула покров с завешенного зеркала, висевшего в комнате. Она посмотрела туда и упала без чувств, словно пораженная громом. Спикхер поднял ее, но едва к ней вернулось сознание, как она с отвращением его оттолкнула.

– Оставь меня, – кричала она, – оставь меня, страшный человек! Это не ты, ты не муж мой, ты – адский дух, который хочет сгубить меня и лишить спасения души. Прочь! Оставь меня! Ты не имеешь надо мной власти, проклятый!

Ее голос раздавался по всем комнатам, вся прислуга в ужасе сбежалась на этот крик. Эразм в ярости и в отчаянии выскочил из дому.

Точно одержимый бешенством, бегал он по уединенным дорожкам городского парка. Образ Джульетты восстал перед ним во всей своей ангельской красоте, и он громко воскликнул:

– Не мстишь ли ты мне, Джульетта, за то, что я покинул тебя, и вместо себя самого оставил тебе только свое отражение? О, Джульетта, я хочу быть твоим и душою, и телом! Она отреклась от меня, та, для которой я пожертвовал тобою. Джульетта, Джульетта, я хочу отдать тебе душу, тело и жизнь!

– Это вполне возможно, почтеннейший, – сказал синьор Дапертутто, который очутился около него в своем ярко-красном платье с блестящими стальными пуговицами. То были слова утешения для несчастного Эразма, и потому он не обратил внимания на насмешливое безобразное лицо Дапертутто.

Он остановился и спросил его жалобным голосом:

– Как же я найду ее, если она для меня навеки утрачена?

– Вовсе нет, – возразил Дапертутто, – она совсем недалеко отсюда и стремится к вашему почтенному «я», так как, по вашим же словам, отражение есть не более, чем жалкая иллюзия. Впрочем, если она узнает, что ваша достойная особа, то есть ваша душа, тело и самая жизнь в безопасности, она с благодарностью возвратит вам ваше приятное отражение в целости и неприкосновенности.