Робертсон Дэвис - Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея

– Я рад, что вам по вкусу наше вино, – сказал Артур. – Позвольте, Симон наполнит ваш бокал. Как вам нравится Канада? Глупый вопрос, конечно. Но вам придется меня извинить: мы каждого приезжего спрашиваем, как ему нравится Канада, не успеет он и с самолета сойти. Можете не отвечать.

– Нет, я отвечу. То, что я видела, мне нравится. Оно вовсе не чуждое. Похоже на Швецию. Почему бы и нет? Географически мы почти соседи. Я выглядываю из окна, и что я вижу? Ели. Клены, уже краснеющие. Большие выступы голых скал. Совсем не похоже на Нью-Йорк. Я была в Нью-Йорке. И на Принстон не похоже – там я тоже была. Здесь пахнет как надо. Как в северной стране. У вас ужасные зимы?

– Да, у нас зимой бывает тяжело, – ответил Артур.

– Ага, – сказала доктор и улыбнулась – впервые за весь вечер. – Трудная зима творит великий народ и великую музыку. Я в целом не люблю музыку слишком южных стран. Я выпью еще бокал хоххаймера, с вашего позволения.

«Она какая-то бездонная бочка, – подумал Даркур. – Пьяница? Исключено – слишком аскетическая внешность. Накачаем ее спиртным и посмотрим, что будет». На него, как старого друга семьи, возложили обязанность готовить мартини, и вино за обедом подавал тоже он; он пошел к буфету, открыл очередную бутылку хоххаймерского и вручил ее Артуру.

– Будем надеяться, что вам удастся наколдовать прекрасную северную музыку из обрывков записей Гофмана, – сказал Артур.

– Будем надеяться. Да, надежда – именно то, на что мы будем опираться, – сказала доктор и влила в себя стакан хоххаймера, не залпом – доктор была слишком элегантна, чтобы пить залпом, – но без передышек.

– Надеюсь, вы не сочтете грубым, что мы так скоро заговорили об опере, – сказала Мария. – Понимаете, она нас очень сильно занимает.

– Человек всегда должен говорить о том, что его больше всего занимает, – ответила доктор. – Я хочу говорить об этой опере, и она меня занимает.

– Вы уже видели ноты? – спросил Артур.

– Да. Это наброски, указания оркестровки, темы, которые Гофман собирался использовать для обрисовки важных мотивов сюжета. Он, кажется, в чем-то предвосхитил Вагнера, но его темы красивее. Но это не опера. Пока еще не опера. Эта студентка слишком увлеклась и сказала вам, что там есть опера. Это очень красивая музыка, притом не глупая. Кое-что могло бы принадлежать Веберу. Кое-что – Шуману. Мне все понравилось. Я люблю эти восхитительные провальные оперы Шумана и Шуберта.

– Надеюсь, вы не считаете, что наш проект – лишь очередная провальная опера?

– Кто знает?

– Но вы же не можете браться за работу, наметив своей целью провал? – спросила Мария.

– Неудача может многому научить. Конечно, такова ведь и тема нашей оперы, насколько я могу судить. Он назвал ее «Великодушный рогогосец». Я правильно понимаю, что рогогосец – это обманутый муж?

– Да. Только надо говорить «рогоносец».

– Я так и сказала. Рогогосец. Благодарю вас, этот хоххаймер – очень хорошее вино. Вернемся к рогогосцу: почему это мужчина? Почему не женщина?

– Вы можете использовать французское слово: кокю . Это от le coq , петух. Французы называли и до сих пор называют обманутых мужей именем этой птицы из-за ее всем известных похождений.

Холлиер тоже весь вечер с тихой решимостью накачивался хоххаймером. Он приподнял бокал и над бокалом поклонился доктору Даль-Сут.

– А, вы человек, который знает язык? Очень хорошо. Тогда почему это слово мужского рода? Человек, обманутый в браке. Разве женщин не обманывают? Снова, и снова, и снова? Тогда почему для этого не придумали слово, а?

– Не знаю, как образовать женскую форму от рогоносца. Рогоносица? Неуклюже. Может, рогоноска?

– Не годится, – сказала доктор.

– А это важно? В артуровских легендах обманывают именно Артура, – сказала Пенни Рейвен.

– Верно. Этот Артур был глуп, – заявила доктор.

– Нет-нет, я не желаю такого слушать, – возразила Мария. – Он был благородный человек, твердо намеренный поднять моральный дух всего королевства.

– Но все же он был рогогосец. Не обращал достаточно внимания на жену. И она украсила его парой больших рогов.

– Может быть, женской формы от слова «рогоносец» нету, потому что как ни обманывай самку, рога у нее не вырастут, – серьезно заметил Холлиер.

– Самка знает фокус получше, – сказала доктор. – Она дарит мужу двусмысленное дитя, а? Он смотрит в колыбель и говорит: «Что за черт, ребенок какой-то странный. Клянусь Богом, я рогогосец».

– Но в артуровских легендах нет упоминаний о плоде преступной страсти Гвиневры и Ланселота. Поэтому Артур не мог сказать таких слов, мадам.

– Не «мадам». Я предпочитаю, чтобы меня называли «доктор». Разве что после долгого времени мы сблизимся; тогда, может быть, я разрешу называть меня Ниллой.

– А может, Гуни? – спросил Пауэлл.

– Гуни – омерзительно. Но этот Артур – этот глупый король, – ему не нужен младенец, чтобы узнать. Его жена и самый лучший друг говорят ему прямо. Пока ты поднимал моральный дух, мы были в постели. Из этого могла выйти комедия. Вышла бы – у Ибсена. У него часто бывает такой юмор.

Мария решила, что пора сменить тему.

– Следующее блюдо – подлинно артуровское. Запеченная свинина с яблочным соусом. Я уверена, что в Камелоте очень любили это блюдо.

– Свинина? Нет, свинина – никогда! Это должен быть жаренный на вертеле кабан, – сказала доктор.

– У моего мясника не нашлось хорошей кабанятины, – ответила Мария – может быть, чуть резковато. – Вам придется довольствоваться очень хорошей запеченной свининой.

– Я рад, что это не кабан, – заметил Холлиер. – В путешествиях мне случалось есть жареную кабанятину, и она мне не нравится. Плотное, тяжелое мясо, весьма сильно провоцирует полночную меланхолию. У меня, во всяком случае.

– Вы не ели хорошего жареного кабана, – возразила доктор. – Хороший жареный кабан – превосходная еда. Я вовсе не нахожу, что она провоцирует к меланхолии.

– Откуда вам-то знать? – встряла Пенни Рейвен.

– Извините, профессор Рейвен, я вас не понимаю.

– Вы, кажется, и безо всякой кабанятины склонны к меланхолии, – сказала Пенни, которая тоже не пренебрегала хоххаймером. – Сначала вы вгоняете нас в депрессию по поводу оперы, а теперь клевещете на прекрасную жареную свинину, которую приготовила Мария.

– Простите, если я вгоняю вас в депрессию, но тут, возможно, вина не моя. Я не веселый человек. Я серьезно отношусь к жизни. Я не склонна себя обманывать.

– Я тоже, – сказала Пенни. – Я наслаждаюсь прекрасным артуровским пиром, приготовленным Марией. Она – хозяйка этого дома, и я заявляю, что она превосходная hlafdiga .

– Превосходная что? – переспросила доктор.

– Превосходная hlafdiga . Это староанглийское слово, от которого произошло слово «леди». Оно означает человека, раздающего пищу. Это очень почетный титул. Я поднимаю этот бокал за нашу hlafdiga .