Ливиу Ребряну - Ион

Ион и Симион не понимали ни слова и только по взглядам, которые метал на них судья, могли заключить, что разговор идет о них и что их дело плохо. Когда священник умолк, судья опять встал и раскричался на Иона:

— Значит, это ты гроза села, подлый пес?! Хорошо. Очень хорошо. Мы тебя отучим безобразничать, будь покоен!.. Вот посидишь две недели в тюрьме, это сразу отобьет у тебя охоту драться!.. Подлец и негодяй!

Ион побледнел, потом вся кровь бросилась ему в лицо. Он поднял голову и, сверкая глазами, сказал:

— Уж вы простите, господин судья, но это не так… Никого я вовсе не бил, господин су…

— Молчать, мерзавец!.. И не пикни у меня, не то живо закую в кандалы!.. Сейчас же убирайся отсюда!.. Марш!..

Ион вышел, пошатываясь, и не видел, как Белчуг подал руку судье, а тот приветливо заулыбался ему…

В тот же четверг, после полудня, когда сам Херделя, пользуясь хорошей, теплой погодой, похрапывал, запершись на пасеке, а его жена с дочерьми перебирали фасоль к ужину и вели разговор о Пинте, удивляясь, почему от него нет ни слуху ни духу, — ведь прошло уже десять дней, как ему послали ответ, — перед их домом остановилась каруца, и пока лошадки потряхивали колокольцами, чей-то пронзительный голос прокричал:

— Господин учитель! Господин учитель!

Гиги сразу узнала, кто это, и помчалась на улицу, бросив на ходу:

— Это папина душка!

На каруце сидела, примостясь на самом верху поклажи, пожилая, рыженькая, смешливая саксонка; вот уже сорок лет она каждый четверг ездила в Армадию на базар с полной каруцей хлеба на продажу. Херделя знал ее еще с тех времен, когда был лицеистом. Все в доме любили ее и прозвали «папиной душкой», потому что она чем больше старела, тем больше заигрывала с учителем — не забывала молодые годы.

— Будьте добреньки, барышня, нате вот возьмите письмо для вас, мне его дал господин Бэлан с почты! — сказала саксонка со смеющимися глазами. — Мне-то тяжело слезать, да и лошади горячие…

Гиги с любопытством подбежала к каруце. Душка вручила ей телеграмму и, растягивая слова на саксонский манер, со смехом спросила:

— А господина учителя дома нет?

— Папа спит, душка! — ответила Гиги, не сводя глаз с телеграммы, потом опрометью помчалась домой и крикнула с галереи: — Спасибо, душка!

— Не за что, не за что! — сказала саксонка, хотя Гиги и след простыл, тронула кнутом лошадей, и они взяли с места шагом.

Телеграмма произвела большое волнение в доме. Г-жа Херделя на все депеши смотрела как на вестниц бедствия. Она только две их получила за все время замужества, и обе были роковыми: одна в трех суровых словах извещала ее о смерти любимой сестры, скончавшейся в клужской больнице после операции, а другая принесла весть о болезни единственного ее брата, которого она нашла уже на катафалке, пока добралась до Монора… Поэтому теперь все три со страхом взирали на телеграмму, гадали, от кого она может быть и что в ней, строя одни лишь мрачные предположения и не решаясь вскрыть ее.

— Я распечатаю, будь что будет! — под конец воскликнула Гиги.

Едва она пробежала глазами телеграмму, тотчас обрадованно ахнула:

— От Пинти!.. Приезжает Пинтя! Я так и думала, что это от него, просто не хотела вам говорить для большей неожиданности! — И она завертелась по комнате, вальсируя и размахивая телеграммой.

— Дай и мне посмотреть! — придя в себя, сказала Лаура дрожащим от волнения голосом. Гиги и не подумала угомониться, и Лаура продолжала строже: — Ну дай сюда, баловница, не дразни меня!

Торжественно, с расстановкой она прочитала вслух:

— «Несказанно счастлив приеду субботу Джеордже».

Мать, прослезившись от радости, тоже прочла ее и обнаружила на уголке приписку карандашом: «Множайшие поздравления. Бэлан».

— Смотри-ка, сердяга Бэлан поздравляет нас! — проговорила она и залилась слезами по-настоящему.

Бэлан был единственный румын из почтовых служащих в Армадии и близкий приятель Хердели. Он знал, что Пинтя просил руки Лауры, и когда телеграмма попала к нему, счел непременным долгом поздравить первым все семейство.

— Что за добряк, бедненький Бэлан, — заметила Гиги, беря драгоценное послание. — Если бы не он, бог знает, когда бы она дошла до нас, эти жиды там, в конторе, держат почту по целым дням… И как он напал на папину душку!

В приливе радости Гиги помчалась будить Херделю, чтобы сообщить ему важную новость. Она забарабанила кулаками в дверцу пасеки и, притопывая ногами, стала кричать:

— Папа! Папа! Приезжает Пинтя! Пинтя едет!..

Вдруг она замерла и, завопив благим матом, стремглав понеслась к дому, размахивая руками как обезумелая, — своим скаканьем возле пасеки она разгневала одну из пчел, — перед зимним сном они злые, — и та ужалила Гиги прямо в губу.

Перепуганные криками мать и Лаура вышли и стали успокаивать ее.

Заспанный Херделя показался из пчельника и ворчливо спросил:

— Да что у вас тут? Что случилось? Почему она так ревет?

Гиги плакала уже не от боли и от испуга, а от досады, что раздуется губа и ей нельзя будет пойти на вечер танцев в воскресенье.

Утешил ее Херделя, уверив, что до воскресенья все заживет и она еще будет царицей бала.

Потом учитель водрузил на нос очки и стал изучать телеграмму, едва скрывая радость.

— Ну и отлично… Милости просим, а уж мы его примем честь честью! — заключил он, аккуратно сложил телеграмму и спрятал в карман, чтобы похвалиться потом знакомым.

До вечера они успели обсудить все предстоящие хлопоты, связанные с приездом жениха. Где остановиться Пинте? Вот важный вопрос. У себя приютить нельзя, их самих много, а комнат только три. Да будь и больше — неудобно жениху оставаться на ночь в доме невесты. Значит, ему придется ночевать в Армадии. А столоваться он может и у них и проводить весь день тут, так он лучше освоится с Лаурой. Конечно, все это большие расходы. Но что поделаешь? Дочь выходит замуж только раз. Нужно будет прирезать несколько кур, это уж непременно. И без говядины не обойтись, хоть она и вздорожала. Как бы то ни было, а без мяса обед не в обед. Насчет пирожных постараются дочери. Лаура ведь такая мастерица… Хорошо бы знать, в котором часу он приедет в субботу. До обеда или после? Может, телеграмма подскажет?.. Нет. Жалко, что он не уточнил, тогда бы знали, как распорядиться со столом. В воскресенье, разумеется, они вместе поедут на танцы. Уж не для того ли он и приезжает в субботу, чтобы вместе с Лаурой быть на балу, похвастаться перед всеми, какая у него хорошенькая невеста. Лаура покраснела до ушей и подумала, что скажут девицы, когда узнают о ее помолвке? Наверное, очень многие позавидуют ей. Да, вероятно, в Армадии уже известно это, не может быть, чтобы отец не раструбил…