Георгий Караславов - Избранное. Том первый

Как-то раз, когда она показалась ему особенно ослабевшей, неспокойной, он сел рядом с ней и стал ее просить:

— Мама, полежи немножко, хватит тебе работать, или ты не видишь, что еще не совсем выздоровела?.. С работой и без тебя все наладится… А если и нет, так нельзя же не отдыхать… Да ты и стара уже, ты свое отработала…

— Не наладится ничего без меня, сынок, не наладятся! — возразила мать строгим тоном, угрожающе качая головой. — Гляжу я на тебя — спишь ты и ничего знать не хочешь… А время-то летит, время не ждет, пока ты в разум войдешь… — Она на минуту умолкла, поглядела на него с жалостью и опять покачала головой. — Не наладится ничего без меня, нет!

Иван испуганно взглянул на нее.

«Неужто стрясется с нами и эта беда?» — думал он, в отчаянии ломая пальцы и не зная, что ей еще сказать, как ее утешить, как развлечь хоть немного.

— Не наладится без меня, не наладится! — твердила старуха, словно ослабевающее эхо, не переставая качать головой.

— Невестка хлопочет по дому, я за скотом хожу, в доле работаю, — мягко продолжал Иван, — так о чем тебе-то заботиться?.. Возьми Пете за ручку, пойди куда-нибудь, погуляй, в гости сходи…

— Уйду… на кладбище я уйду…

— Зачем так говорить, мама? — возразил Иван, умоляюще глядя на нее. — Если у тебя что-нибудь болит, скажи, я тебя в город отвезу, к доктору… Вот продам немножко зерна, да можно и в долг взять… Не оставлю я тебя так…

— В пекло меня свези.

— Вот ты какая! — ласково укорял ее Иван. — Послушайся меня хоть разок, ведь один раз показаться доктору — это уж не бог весть как трудно…

Старуха не ответила, но по ее взгляду, по тому, с каким отчаянием она качала головой, Иван понял, что слова его не подействовали.

«Ну и свалилась на меня забота, — сокрушался Иван. — Что теперь делать, куда мне ее везти, как лечить!.. Эх! Правильно говорят люди: беда не приходит одна. Брат умер, а мать… — Иван так испугался, что не смог додумать своей мысли до конца. — А может, и ничего, — попытался он себя ободрить. — Ведь она всегда была такая — упрямая».

Иван пошел к Тошке на кухню и остановился в дверях.

— Плохо! — проговорил он со вздохом. — Плохо!

Стоя к нему спиной, Тошка стирала; плечи ее были опущены, стан красиво изогнут, руки проворно двигались. Она вся была поглощена работой и заметила Ивана, только когда он вздохнул и заговорил.

— А что такое? Что случилось? — спросила Тошка, оглянувшись, но не вынимая рук из корыта.

— Маме неможется, — тихо ответил Иван.

— Опять слегла?

— Нет… только она… так как-то…

Тошка перестала стирать, повернулась и в тревоге посмотрела на него.

— Что с ней?

— А я почем знаю? — ответил Иван, пожав плечами.

— Говоришь, опять захворала?

— Нет… а только… не знаю… — запинаясь, пробормотал Иван. — Похудела она больно… И вся какая-то такая… нервы, что ли… не могу я понять.

Тошка помолчала в глубоком раздумье. «Нервы, говорит, — соображала она. — Что ж, возможно… теперь понятно, почему она…»

— А ты свези ее к доктору, — сочувственно проговорила Тошка.

— И я так думаю! — оживился Иван. — Да не хочет она… Уж как я старался… Ни за что не согласится, ты ведь знаешь, какая она.

Старуха прислушалась. Тошка кашлянула раз, кашлянула два, и кашляла она не потому, что случайно поперхнулась. «Погоди! Погоди! — думала старуха и прислушивалась, словно подстерегая добычу. — Если еще раз кашлянет, значит и она этот грипп схватила!»

Повозившись в соседней комнате и, видимо, закончив какую-то работу, Тошка вышла. Перед дверью в горницу она остановилась и высморкалась. «Ага! Ага! — насторожилась старуха. — В точности, как и со мной было. Только бы ее покрепче забрало!»

Тошка прошла в кухню. Старуха припала к окну, навострила уши, но ничего не услышала. Ей не терпелось узнать, не кашлянет ли Тошка еще. Но, ничего не услышав, она отодвинулась от окна и встала. «Стой, — подумала она, — надо пойти поглядеть самой… Коли она и вправду заболела, я сразу же это дело сделаю… Вовремя надо, а не то как бы не прошло у нее, как в тот раз…»

— Молодка, намочи немножко фасоли да к обеду свари, — сказала она, входя в кухню.

— На похлебку? — гнусавым голосом спросила Тошка.

И, когда она обернулась, старуха увидела, что кончик носа у нее покраснел, а глаза слезятся, да и дышит она тяжело.

Мариола задрожала всем телом, задрожала и от радости и от страха. Наконец настало то, чего она так долго ждала. Сейчас! Сейчас она ей покажет…

«Пресвятая богородица, помоги мне!» — прошептала она и прислонилась к платяному шкафчику у двери. Куртка, лежавшая на сложенных в кучу одеялах и подстилках, упала к ее ногам. Но старуха не заметила этого, не увидела. Сердце ее трепыхалось, руки дрожали, словно ветки дерева. Впервые за столько дней глаза ее загорелись радостью, и если в них отражалось беспокойство, то лишь потому, что она боялась опять не успеть. Но уж на этот раз она не ошибется, думала она. На этот раз все сделает как надо. Только бы ее дурман не подвел. «Мать пресвятая богородица! — молилась старуха, крестясь за спиной у Тошки. — Помоги мне, научи меня, как ее опоить! Что дать сначала — настой в склянке или дурман, истолченный с черным перцем? И настою налью и толченого перца маленько подсыплю, — решила старуха, мотнув головой. — И толченого маленько подсыплю! Коли одно ее не заберет, так от другого в голову ударит. Только бы удалось!»

Старуха ожила, какой-то необычайный прилив сил смел все ее вздохи и стоны. «Сейчас! Сейчас! — понукала себя она, трепеща от радостной тревоги и какого-то неведомого смертельного страха. — Наконец-то и мне полегчает, наконец-то будет и мне еда сладка и я лягу да отосплюсь вволю, как господь повелел!»

Скорой! Скорей!.. Сказать ей? Пойти нацедить вина? А Иван? Мать о нем и позабыла. В другие дни он уже с утра бежит в эти проклятые кофейни, а нынче засел в хлеву, ждет, пока придут да позовут… Пете и тот все здесь вертится… Но его убрать легко: она уведет его в комнату, займет чем-нибудь… А вот Иван! Иван!

Старухе хотелось все кончить поскорее, так, чтобы наконец-то отдохнуть, увидеть свет… Она оживилась, и тут ей пришла в голову одна мысль. Надо соврать Ивану, послать его куда-нибудь, послать надолго, так, чтобы можно было спокойно сделать свое дело…

«Успеется! Времени хватит! — успокаивала она себя. Но ей было невтерпеж, она спешила, словно боялась что-то упустить. Столько дней она ждала, столько дней плакала, столько дней следила за каждым Тошкиным шагом, слушала, как она дышит, всматривалась — не блестит ли у нее нос, настораживала уши — не чихнула ли она?.. А сейчас вдруг, когда она уж и надеяться перестала…

Тошка вертелась перед очагом, разжигала щепки и хворост, начинала обычную домашнюю работу. Свекровь посмотрела на сноху, слегка поворачивая голову из стороны в сторону. «И ты попалась, теперь и ты пропала!» — думала она. Той, другой, ненавистной здоровой Тошки уже не было. Перед старухой стояла Тошка простуженная. Эта Тошка выпьет чашку вина с дурманом и…