Эрнст Гофман - Крошка Цахес, по прозванью Циннобер

Моис Терпин был прав. Кандида обнаруживала решительную склонность к крошке, и если кто-нибудь, не подвергавшийся странному влиянию чар его, намекал на его ужасную уродливость, она заговаривала тотчас о прелестях волос, которыми одарила его природа.

Но никто не улыбался в этом случае так зло, как референдариус Пульхер. Он везде следил Циннобера вместе с тайным секретарем Адрианом, тем самым молодым человеком, которого чары уродца чуть не вытеснили из канцелярии министра и который вошел опять в милость князя, доставив ему чудеснейший шарик для вывода пятен.

Тайный специаль-рат Циннобер жил в прекрасном доме, с еще прекраснейшим садом, посредине которого была лужайка, окруженная со всех сторон густой зеленью и усаженная роскошнейшими розанами. Заметили, что каждый девятый день, только что рассветет, Циннобер вставал тихохонько, одевался, несмотря на все трудности, без камердинера, сходил в сад и исчезал в кустах, окружавших лужайку.

Пульхер и Адриан, предчувствуя тут что-нибудь необыкновенное, перебрались в одну из ночей на девятый день через стену в сад Циннобера и спрятались в кустах.

Только что стало светать, малютка появился, кашляя и чихая, потому что верхушки растений, покрытые росой, беспрестанно щелкали его по носу.

Когда он подошел к розовым кустам, какие-то сладостные звуки повеяли из зелени и воздух наполнился ароматом роз. Прекрасная женщина, закрытая покрывалом, с крылышками на плечах, спустилась на землю, села на красивый стулик, стоявший посреди роз, и сказав: «Поди, поди сюда, дитя мое!», посадила крошку Циинобера на свои колени и начала расчесывать его длинные волосы, рассыпавшиеся по спине, золотым гребнем. Казалось, что это очень нравилось малютке, потому что он моргал глазенками, протягивал ножонки и ворчал и мурлыкал, как кошка. Это продолжалось минут с пять; наконец чудная женщина провела пальцем по его темю, и Пульхер и Адриан заметили на голове Циннобера тоненькую огненную полоску.

— Ну, теперь прощай, дитя мое, — сказала незнакомка. — Будь же умен, умен, сколько можешь.

— Прощай, матушка! — воскликнул малютка. — Я и так умен, тебе не для чего повторять это так часто.

Женщина поднялась медленно и исчезла в воздухе.

Пульхер и Адриан стояли вне себя от изумления. Только когда Циннобер повернул, чтоб идти домой, Пульхер выскочил, восклицая:

— Доброго утра, г. тайный специаль-рат! Скажите, как прекрасно вас приглаживают.

Циннобер оглянулся и, увидав референдариуса, бросился бежать; но по слабости ножонок споткнулся и упал в густую высокую траву, которая сомкнулась над ним своими верхушками, а он лежал в ней как бы в росяной ванне. Пульхер подскочил и поднял его.

— Милостивый государь, как зашли вы в мой сад? Убирайтесь к чёрту! — прошипел малютка вместо благодарности и побежал в дом, спотыкаясь беспрестанно.

Пульхер написал Бальтазару об этом чудном приключении и обещал удвоить свой надзор за маленьким чудищем.

Циннобер был неутешен, слег в постель, охал и стонал так сильно, что слух о внезапной его болезни дошел тотчас до министра Мондшейна и до князя Варсануфиуса.

Князь Варсануфиус послал к нему тотчас своего лейб-медика.

— Любезнейший г. тайный специаль-рат, — сказал лейб-медик, пощупав пульс, — вы жертвуете собой государству. Вас сложили в постель чрезмерные труды; беспрестанное напряжение умственных сил — вина чрезвычайных страданий, которые должны теперь ощущать. Лицо ваше бледно, осунулось, а драгоценная голова горит ужаснейшим образом. Неужели воспаление мозга!.. Неужели забота о благе государства могла произвести такое зло?.. Не может быть… позвольте…

Лейб-медик, вероятно, заметил так же, как и Пульхер с Адрианом, огнистую полосу на темени Циннобера. Сделав несколько магнетических рукодействий издали, он хотел провести руками и над головой и как-то нечаянно коснулся до самого темени. Циннобер вскочил как исступленный и ударил своей костлявой ручонкой лейб-медика по щеке так сильно, что раздалось по всем комнатам.

— Что вам надобно? — кричал он, задыхаясь от ярости. — Какая вам нужда до головы моей? Я здоров, совершенно здоров и сейчас еду к министру на совещание. Убирайтесь к чёрту!

Испуганный врач бросился вон.

— Какая ревность к службе, — воскликнул князь Варсануфиус в восхищении, когда лейб-медик рассказал ему все случившееся. — Какое величие, какое благородство! Что за дивный человек этот Циннобер!

— Любезнейший тайный специаль-рат, — говорил министр Претекстатус фон-Мондшейн маленькому Цинноберу, — как хорошо, что вы приехали на совещание, несмотря на болезнь. Я сам, сам составил записку о чрезвычайно важном деле с кактакукским двором и прошу вас доложить ее князю. Ваше вдохновенное чтение возвысит еще более мое изложение, и после я объявлю себя ее автором.

Записка, которой хотел блеснуть Претекстатус, была составлена Адрианом.

Министр отправился с малюткой к князю. Циннобер вынул из кармана записку, данную ему министром, и начал читать; но так как это не шло, и он только мурчал и бормотал какой-то непонятный вздор, то министр взял у него бумагу и принялся читать сам.

Князь был в восторге и ободрял чтеца беспрестанными восклицаниями: «Хорошо, очень хорошо сказано, прекрасно, превосходно!»

Когда же министр кончил, князь подошел прямо к Цинноберу, приподнял его вверх и прижал его к груди своей, к самому тому месту, где красовалась звезда Зеленопятнистого Тигра.

— Нет, — воскликнул он с слезами на глазах, — нет, такого дарования… такого человека… такой любви я не встречал никогда! Это уж слишком, слишком много. Циннобер, я вас делаю министром. Будьте верны своему отечеству, будьте неподкупным слугой Варсануфиуса, который будет уважать… любить вас. Любезный барон фон-Мондшейн, — продолжал он, нахмурив брови и обратившись к Претекстатусу, — я замечаю с некоторого времени, что вы слабеете; вам будет очень полезен отдых в деревне. Прощайте.

Министр фон-Мондшейн удалился, яростно взглянув на Циннобера, который, как обыкновенно, гордо посматривал вокруг, опершись спиной на тросточку и приподнявшись на цыпочки.

— Любезнейший Циннобер, я должен отличить вас соответственно вашим заслугам, — продолжал князь, — примите из моих собственных рук орден Зеленопятнистого Тигра.

Князь надел на него орденскую ленту, которую, по его приказанию, подал камердинер.

Задумчиво смотрел Проспер Альпанус на парк из окна своего сельского домика. Целую ночь занимался он гороскопом Бальтазара и узнал многое о Циннобере. Но всего важнее было для него то, что подсмотрели Адриан и Пульхер. Он уже хотел крикнуть своим единорогам, чтоб они подвезли колесницу, и ехать в деревеньку Хох-Якобсхейм, как вдруг загремела карета и тотчас остановилась у ворот парка. Доложили, что девица фон-Розеншён желает видеть доктора.