Чарльз Сноу - Лакировка

Брайерс послал за сухариками, кофе и двумя пачками сигарет. Он работал в этом кабинете, который, когда он достаточно расхвалит Флэмсона, надо будет переименовать в «кабинет по убийству» (Брайерс предпочитал простые и ясные определения — по любопытному совпадению этому он научился у того же Хамфри Ли), до девяти часов вечера и вернулся туда на следующий день в восемь утра.

В восемь тридцать большую комнату заполнили полицейские и сотрудники уголовного розыска, как мужчины, так и женщины. Брайерс давно набил руку в таких инструктажах — его тон был ободряющим и веселым, насмешливым. Сейчас у них не хватает людей, сказал он, так что им придется работать, пока они не свалятся. Но тут уж деваться некуда. При расследовании таких дел первые дни — самые важные, это они сами знают. Нельзя давать тому, кого они ищут, времени думать. Пусть думает, когда окажется за решеткой. А сейчас необходимо вести работу по всем линиям. Рядом вокзал Виктория, и вокруг хватает темных личностей, да и во всем районе тоже. И никого еще исключить нельзя, так что девиз пока — каждый и всякий. Участки между оперативными группами распределит старший инспектор Бейл. Возможно, завтра все уже будет ясно, а возможно, им предстоит возиться с этим и недели и месяцы. Ну, ни пуха ни пера.

Когда оперативники начали расходиться, Бейл задержал шестерых. Брайерс пока еще почти ничего не сказал о том, что ему было известно, и совсем ничего о том, что он думал. Все шестеро были особенно опытны в такого рода работе. Им поручили обойти тех знакомых леди Эшбрук, которых удалось установить. Другими словами, им предстояли визиты в фешенебельные дома Белгрейвии, Челси — районов, где живут богатые люди.

— Будьте поделикатней, — сказал Брайерс. — Пока особенно не нажимайте. Постараемся, чтобы на комиссара поменьше визжали по телефону.

Потом Брайерс кивнул Бейлу, и вместе с Шинглером и Флэмсоном они прошли по коридору в другую, небольшую комнату, где обстановка исчерпывалась полированным столом и полудюжиной жестких стульев. Эта комната, единственное окно которой выходило на садики позади домов на Джеральд-роуд (пожухлые от жары газончики), была их личным убежищем. Шинглер высунул голову в коридор и потребовал кофе — словно в Америке, где в любом учреждении или конторе он подается в любое время дня.

Эти трое были ближайшими сотрудниками Брайерса. Но хотя это и объединяло их в тесный кружок, они не выглядели особенно сплоченными — не более чем любые три человека, стоящие на средних ступенях одной служебной лестницы. Леонард Бейл, правая рука Брайерса, заведовал группами, которые вели опрос населения. Его тонкое, аскетическое лицо, длинный нос, седеющие волосы прекрасно подошли бы священнослужителю — какому-нибудь далекому от политики простодушному кардиналу. Плечи у него были покатые, что нередко сочетается с большой физической силой. Службу он начал простым полицейским и получил несколько наград за храбрость. Еще недавно они с Брайерсом были инспекторами. Но при очередном повышении его обошли, и хотя потом он все-таки получил чин старшего инспектора, больше его уже ничего не ждало. Брайерс, который был на шесть лет моложе, стал его начальником. Но Бейл как будто не затаил никакой обиды и вел себя так, словно ему нравилось быть на второй роли.

Брайерс сел за стол, позвонил, чтобы принесли пепельницу, и спросил:

— Вы, конечно, прочли все материалы? В каком положении игра?

— Что же, сэр… — Это сказал Бейл, который на людях принципиально соблюдал все правила служебного этикета, хотя из них всех только он в разговорах наедине называл Брайерса по имени. — Машина полегоньку работает. Нам требуются еще люди. Это само собой.

— Да, конечно. Я нажму наверху. Тут уж им придется расщедриться. Но я хочу знать, что думаете вы все. Что нам пока известно?

— Не так уж много, начальник, — сказал Флэмсон. — То есть просто очень мало.

За Флэмсоном все больше признавались организаторские способности. Это был полный краснолицый брюнет, один из тех темноволосых англичан, родина которых — центральные графства, о чем свидетельствовал и ничем неистребимый акцент. Брайерс и Бейл сумели в свое время избавиться от интонаций, характерных для северян. По своему происхождению они были связаны не с рабочим классом, а со слоями чуть повыше — этой социальной «ничейной» землей непосредственно над ним.

— Нет, одно мы знаем точно, шеф, — сказал Шинглер. — Ищем мы не просто уличного подонка. Тут не случайное ограбление с убийством.

— Это с первого взгляда видно, — сказал Брайерс, однако не для того, чтобы поставить его на места. Шинглер был напористым, цепким, но способным, и Брайерс опекал и выдвигал его. Для своего чина он был молод, и хотя получил его, в общем, заслуженно, Брайерс ему во многом помог. Тактичными советами, как когда-то ему самому — Хамфри Ли, хотя Брайерс и не осознавал, от кого заимствовал эту манеру.

— Он знал, что делал, — сказал Шинглер. — Предположим, что он прошел через сад — по проходному двору и по траве к задней двери. Нигде никаких следов. — Шинглер, как ответственный за обследование места преступления, изложил все это в отчете накануне вечером. — Ребята ищут их где только можно, но пока — ничего. Он выдавил стекло в садовой двери. Старый прием с оберточной бумагой. Совсем не в духе уличного хулиганья. Нигде ни одного отпечатка. Ни единого отпечатка на весь проклятый особняк.

— По-вашему, работал профессионал? — Брайерс откинулся на стуле.

— И старался изобразить случайный грабеж? — заметил Флэмсон. — Не исключено, совсем не исключено.

— Может быть, и профессионал, — рассеянно сказал Брайерс. — Может быть.

— Во всяком случае, это версия, — сказал Шинглер. — Не единственная, конечно. Но нет у нас данных, чтобы сосредоточиться на чем-то одном, верно, шеф?

— Пока нет.

— Во всяком случае, это не простой подонок, — повторил Шинглер по инерции.

— Но почему все уверены, что мы ищем мужчину? — с достоинством спросил Бейл. — Ведь это могла быть и женщина.

Шинглер и Флэмсон удивленно посмотрели на него. От старого селезня, как его именовали за кулисами, оригинальных мыслей никто не ждал. Его любили, но не уважали — возможно, потому, что он не внушал даже тени страха. И его недооценивали. Теперь они весело, шумно захохотали.

— Не исключено. — Брайерс сказал это так жестко, что они сразу перестали смеяться. Вот он, несмотря на скромность и доброжелательность, внушал страх, и порой больше, чем это было полезно для дела. — Вовсе не исключено. Нет ни малейших оснований сбрасывать со счета женщин. Ни малейших.

Шинглер старался прислушиваться к начальству, но иногда нетерпение брало верх. И теперь он бесцеремонно вернулся к своей теме, словно женщины даже не были упомянуты.