Чарльз Сноу - Лакировка

— К черту практическую пользу, — отрезала Кейт. — К черту Фрэнка Брайерса. Я хочу знать, что грызет Поля.

— Легко сказать! — ответил он.

Теперь она больше не перечила ему. Она не умела раскладывать любовь по ячейкам. Ее принципом было — все или ничего. А потому она стремилась помочь. И раз он убежден в полезности того, что делает, ей необходимо было разделять это убеждение. Особенно помочь она не могла, но решила, что, возможно, сумеет добиться от Сьюзен каких-нибудь обрывков истины. В конце концов, она уже имела с ней дело. И в любом случае вреда это не принесет. Кроме того, подумала Кейт с насмешливой улыбкой по собственному адресу, ее просто мучает любопытство.

Директор ее больницы как раз тогда вручил ей два билета в оперу: он устраивал небольшой прием для друзей у себя в ложе. Опера по-прежнему оставалась самым дорогим из лондонских развлечений. Тот факт, что она субсидировалась государством, отнюдь не делал ее общедоступной. Директор состоял членом попечительского совета оперного театра «Ковент-Гарден», и у него была там своя ложа, в чем он следовал давней традиции очень богатых людей. Кейт знала, что Сьюзен совершенно равнодушна к музыке, но не думала, что приглашение будет отклонено: показаться в опере было престижно. И она не ошиблась.

Сьюзен подъехала к дому Кейт в лимузине, который, как заключила Кейт, был оплачен ее отцом. Подъехала, блистая бриллиантовым ожерельем и серьгами, которые, как далее заключила Кейт, были оплачены ее отцом. Кейт радовалась предстоящему вечеру в опере, потому что музыка была для нее единственным эстетическим наслаждением. Но при виде такого сверкания она ощутила себя замухрышкой. Она умела одеваться в пределах своих средств, но почувствовала, что в подобном обществе ей лучше будет держаться на заднем плане. Впрочем, винить ей некого, подумала она, посмеиваясь над собой. Она сама себе это устроила.

Но пусть она устроила это сама, пусть она посмеивалась над собой, и все же, когда они приехали в «Ковент-Гарден», ей не удалось подавить спазма зависти. Владелец ложи вышел навстречу к ним в коридор и рассыпался в приветствиях, не выпуская руки Сьюзен, а она стояла безмятежно спокойная, бриллианты переливались в ярком свете люстр, и строгое элегантное платье вполне соответствовало выражению ее лица — уверенному и в то же время скромному.

— Как мило, что вы приехали, леди Лоузби! Как мило!

Леди Лоузби знакомили с другими гостями, которые — в той мере, в какой подобная градация еще сохранилась, — пребывали на высотах, недоступных для Эйлстоунской площади. В ответ на представления леди Лоузби улыбалась без малейшего смущения или развязности и выглядела образцовой новобрачной — или (Кейт с удовольствием вспомнила присловье своей старой няньки) тихоней, которая воды не замутит.

А когда Кейт уже слушала пение, ей на память пришло присловье еще более древнее. Давали «Тристана», и Вагнер был гнетуще романтичным — ей хотелось думать о настоящем, о Хамфри, но не среди этого вихря звуков. Ложа была большой, но все-таки тесной для двенадцати человек. Ее усадили в заднем ряду. Сьюзен сидела рядом с хозяином ложи.

Нечестивые цветут, билось в голове у Кейт, подобно многоветвистому дереву. Почему многоветвистому? Что, разве только многоветвистые деревья цветут? Мало кто был ей так антипатичен, как Том Теркилл. А уж он цветет, как никто другой. В будущем году, конечно, станет членом кабинета. Думать об этом было неприятно. Его она терпеть не может. Но что поделаешь, если она привязалась к его дочери, которая сидит вон там, впереди, Не то чтобы Сьюзен заслуживала особой любви. Она цвела не меньше отца. Но Кейт вообще питала симпатию к женщинам. А к Сьюзен, в частности, она привязалась, возможно, еще и потому, что не была феминисткой и смотрела на женщин столь же трезво, как на мужчин. Сьюзен цветет и процветает. Хотя никто в здравом уме не станет утверждать, будто она более достойна уважения, чем большинство мужчин. Справедливости в мире нет никакой. Что говорил Хамфри? Только дурак от рождения способен думать, будто в мире есть справедливость. Этот вечер — триумф Сьюзен. Ну, не важно. У нее к ней свое дело.

Удобный случай представился после ужина. К ложе примыкала довольно большая комната, где были накрыты столы с редкостным набором холодных закусок. По ломтику паштета из гусиной печенки на каждого гостя (кто-то, по-видимому, паштет не любил, и Кейт в утешение себе съела два ломтика), по ложке икры, пирог из дичи, фазан, шампанское, бургундское. Хозяин ложи не поскупился. И он довольно искусно флиртовал со Сьюзен.

Антракт кончился, гости двинулись назад в ложу. Кейт перехватила Сьюзен.

— Зачем торопиться? Выпьем еще. Я ведь знаю, что вам скучно.

Перед Кейт Сьюзен не притворялась, будто любит серьезную музыку, Когда не было причин лгать, она не лгала, и эта черта в ней очень нравилась Кейт.

Они остались в аванложе совсем одни. И одной из них, а может быть, и обеим, могла прийти в голову мысль, как приятно было бы сидеть в ложе вдвоем с любимым, зная, что рядом, всего в двух шагах, есть такое безопасное и уютное убежище.

Сьюзен, всегда в этом смысле очень воздержанная, сказала, что пить больше не хочет, и Кейт, налив себе виски, спросила:

— Как поживает Лоузби?

— Прекрасно. Мистер, как правило, поживает прекрасно, вы же знаете, — сказала Сьюзен небрежно и спокойно.

Но Кейт уже давно перестала ей удивляться. Совсем недавно она была готова ради него на все… или Кейт тогда ошибалась? А может быть, добившись своего, Сьюзен просто сбросила с себя все это, как надоевшее пальто?

Кейт прямо перешла к сути. Она хорошо знала Сьюзен и понимала, что деликатность совершенно не нужна. Следовало идти напролом.

— Вероятно, вы знаете, что в смысле этого убийства ему ничего не грозит. Они верят его алиби.

— Очень мило с их стороны, — улыбнулась Сьюзен.

— Ну, во всяком случае, ему ничего не грозит. Разве что выяснится, что он действовал через сообщника. Сам он там быть не мог.

Сьюзен явно ничего нового не услышала.

— Откуда вы знаете? — спросила она, хотя прекрасно догадывалась, и взглянула на Кейт с сестринским сочувствием, хотя и была много ее моложе. Собственно говоря, она не сомневалась, что Кейт сошлась с Хамфри, задолго до того, как это произошло. Она продолжала:

— Вы, конечно, знаете всю историю.

— Во всяком случае, часть. Но как бы то ни было, с ним они кончили. А вот вы…

— Что я?

— Они все еще стараются узнать, где вы были в ту ночь.

— Я же им сказала, милая Кейт. Всю правду. — Сьюзен смотрела на нее открыто, искренне, с легкой обидой.

— Вы им наговорили слишком много. Так и не запомнили, что одно оправдание лучше трех. Сколько раз я вам это втолковывала?