Чарльз Сноу - Лакировка

— У меня это их качество вот где сидит! Я готов пожертвовать всеми военными героями и мучениками, лишь бы мы могли избавиться от перрименов.

— Некоторых людей оно поднимает, дает им мужество умереть под пытками. Других людей оно развращает, и они становятся способны пытать насмерть.

Хамфри замолчал и посмотрел на Брайерса. Им обоим приходилось видеть, на что бывают способны люди. Не так уж давно в этой самой комнате Брайерс говорил, что далеко не все следует предавать гласности. Тут бесстрастность изменяла ему даже больше, чем Хамфри.

— Во всяком случае, — продолжал Хамфри, — это открывает перед вами некоторые возможности. При такой надменности человек неизбежно где-то ослабляет защиту. Вы ведь как будто нащупали уязвимую точку? А этот ваш молодой сотрудник… как его фамилия?

— Шинглер.

— Ваш Шинглер подобрался к ней еще ближе. Возможно, ему повезло. Вы, конечно, продолжите в том же направлении?

— Конечно.

Они снова говорили как коллеги.

— Деньги, — продолжал Брайерс. — По их словам, он пришел в ярость при одном только намеке. Шинглер ведь даже не сказал ему прямо, что он убил из-за денег. Один только косвенный намек вывел его из себя. Он слишком высок для подобных вещей. Я использую это во всех поворотах, какие только смогу придумать. Посажу с собой Шинглера, просто чтобы напоминать ему прошлый раз. Не исключено, что он сам укажет какой-нибудь другой мотив. Если нам удастся выбить его из колеи. — Брайерс добавил: — Знаете, я могу себе представить, как человеку вроде него хочется совершить что-нибудь масштабное. Что именно, не так уж важно — ему все по силам. Какие могут быть пределы возможностей для человека, который знает, что он вдесятеро умнее всех нас? И хладнокровнее? Что он окружен безмозглыми тупицами, серой толпой? Ему все по силам! И вот — случай.

Брайерс помолчал, потом спросил быстро:

— Представляете?

— Не так четко, как вы.

— По-моему, сам я так чувствовать неспособен, — сказал Брайерс таким тоном, словно Хамфри смотрел на него с усмешкой, — но могу вообразить, что подобный человек испытывает подобные чувства.

— Да, я знаю. — Если предыдущие слова Хамфри можно было принять за сарказм, это он сказал искренне, подразумевая особый дар Брайерса, очень важный для ведения допроса. Брайерс словно сливался с человеком, который сидел напротив него, и не просто спрашивал, но и разделял его эмоции. Своеобразный дар. С которым надо родиться, потому что приобрести его невозможно. Хамфри им наделен не был, во всяком случае, в такой мере. Раза два он упрекал себя за то, что не сумел разделить паранойю Тома Теркилла, понять ее как бы изнутри. А Брайерсу это удалось бы. Он обладал той способностью к сопереживанию, которую теперь стало модно называть эмпатией. В те дни, когда они работали вместе, Хамфри, оказавшись в обществе агрессивно-самодовольных людей и желая себя подбодрить, утешался мыслью, что вместо эмпатии, как у Фрэнка Брайерса, он, возможно, наделен большей проницательностью. Знакомясь с ними, самозваные знатоки характеров в обоих случаях без колебаний пришли бы к прямо противоположному заключению.

— Можете испробовать еще один гамбит, — сказал Хамфри. — Не забудьте, леди Эшбрук боялась, что умрет от рака. Он был ее врачом. И можно предположить, что между ними была договоренность. — Хамфри припомнил разговор в сквере. — Уж конечно, она верила, что он обеспечит ей безболезненный конец — если у нее не хватит сил терпеть. Таким образом, она была целиком в его власти. И то, что она оказалась здоровой, должно было подействовать на него ошеломляюще: нет рака — нет и нужды в доверенном враче. Нет больше власти.

— Учтем. — Брайерс выслушал советы не менее охотно, чем в молодые годы. Ему словно бы хотелось остаться здесь подольше, продолжая разговор с Хамфри. Он винил себя за то, что так долго не замечал, насколько Перримен не укладывается в обычные рамки. Он должен был бы распознать его с самого начала.

Ну да что толку копаться в том, что уже позади, заметил Брайерс — и продолжал копаться. После того как он вышел на Перримена, особых ошибок они не делали. А это было непросто, сказал он и выпил еще рюмку, нарушив собственное правила Ему нечем было занять себя в этот вечер. Хамфри чувствовал, что Брайерс был бы рад любым активным действиям — они отвлекали бы его от мыслей о жене. Впрочем, и сам он, хотя и счастлив с Кейт, хотя и может не тревожиться о ее здоровье, тоже был бы рад каким-нибудь активным действиям.

А Брайерс тем временем говорил, что кое-какие моменты в следствии были не так уж плохи! Он гордился своими ребятами. Гордился искренне, но сейчас это была еще и тема для разговора. Он вернулся к тому, что Хамфри назвал финансовыми манипуляциями, — да, тут пришлось повозиться. Но за это им и платят. Ничего потрясающего, но недурная работа.

Внезапно Хамфри перебил его и с виноватой улыбкой сказал словно бы без всякой связи:

— Пожалуй, я вам признаюсь.

— Что-что?

— Я сомневался напрасно. Вы совершенно правы: это безусловно Перримен.

Глаза Брайерса просияли, но он ответил деловым тоном, без торжества или самодовольства:

— Да, конечно. Но я в этом деле уже раза два-три ошибался. Общий счет не так уж утешителен.

Улыбка Хамфри стала жесткой.

— Я согласен с вами — убил он. — Его тон тоже был деловым. — И я кое-что добавлю: пусть он говорит высокие слова, пусть он им даже верит, но убил он из-за денег.

Брайерс ответил не сразу: его лицо утратило всякое выражение, губы сжались.

— Может быть, не только из-за них, — сказал он наконец.

— Но без них он этого не сделал бы.

— Вы не считаете, что сомнение следует толковать в пользу обвиняемого?

— Я считаю, что не следует льстить себе. Послушайте, Фрэнк, вы на своем веку видели много преступлений, Придумывать мотивы легко. Вы сами это говорили. И еще легче придумывать для них сложность, которой нет.

— А вы на своем веку видели не только преступления, но и многое другое, — ответил Брайерс упрямо и дружески. — По вашему мнению, все мы оставляем желать лучшего, ведь так? И в результате вы предпочитаете думать, что все беспросветно и просто, ведь так? Потому что вы сами себя не очень высоко ставите.

Всего лишь через несколько часов после этого разговора пришло сообщение от скотленд-ярдовской группы в Нью-Йорке. Их американские коллеги еще несколько раз мягко побеседовали с руководством фирмы О'Брайена. Его партнеры сочли, что обстоятельства дела вынуждают их, несмотря на уважение к желаниям покойного, сообщить полиции некоторые сведения. Они провели проверку фонда контролера. Сумма оказалась неожиданно маленькой. Настолько, что оперативник, ознакомившийся со сводкой, попросил их еще раз поискать какие-нибудь следы в их книгах. Но больше никаких сумм обнаружено не было. Остаток не достигал и пятнадцати тысяч фунтов. Брайерс рассказал Хамфри об этом без комментариев, но не без удовольствия. Если Перримен убил ради денег, то деньги эти исчерпывались тысячью-другой фунтов. Остальное он предоставил Хамфри додумать самому.