Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

Майор говорил с гневом и горечью, глядя при этом прямо перед собой.

– Но почему он непременно должен это потерять?

– Потеряет, обязательно потеряет, – сказал майор, продолжая смотреть в стену. Потом перевел взгляд на аппарат, выдернул из него свою усохшую руку и с ожесточением хлопнул ею по бедру. – Потеряет! – почти выкрикнул он. – Не спорьте со мной! – Он позвал фельдшера, обслуживавшего аппараты: – Да остановите вы эту чертову штуковину!

Майор пошел в другой кабинет, где проводили световые процедуры и массаж, и я услышал, как он спросил врача, нельзя ли ему воспользоваться телефоном, после чего закрыл за собой дверь. Я сидел уже на другом аппарате, когда майор вернулся. На нем были плащ и кепи. Он подошел прямо ко мне и положил руку мне на плечо.

– Простите, – сказал он, потрепав меня по плечу здоровой рукой. – Я был непозволительно резок. У меня только что умерла жена. Вы должны извинить меня.

– О… – сказал я, искренне ему сочувствуя. – Какое страшное горе.

Он стоял, закусив нижнюю губу.

– Это очень тяжело, – сказал он. – Никак не могу прийти в себя.

Он смотрел мимо меня в окно. Потом заплакал.

– Совершенно не могу с этим смириться, – сказал он и всхлипнул. И так, не переставая плакать, уставившись в никуда, не теряя военной выправки, с лицом, мокрым от слез, кусая губы, он прошел мимо всех этих аппаратов и скрылся за дверью.

Врач рассказал мне потом, что жена майора, которая была очень молода и на которой он не женился до тех пор, пока не был окончательно комиссован по инвалидности, умерла от пневмонии. Она болела всего несколько дней. Никто не ожидал, что она умрет. Майор не приходил в госпиталь три дня. Потом явился в урочное время с черной повязкой на рукаве кителя. За время его отсутствия по стенам были развешаны снимки различных ран до и после лечения с помощью здешних аппаратов. Напротив того места, где обычно сидел майор, висели три фотографии таких же усохших, как у него, и полностью восстановленных рук. Не знаю, где врач их раздобыл. Мне было доподлинно известно, что мы первые, на ком эти аппараты испытывают. Фотографии не произвели на майора никакого впечатления, потому что он смотрел мимо них, в окно.

По ту сторону долины Эбро белели длинные холмы. По эту – ни деревьев, ни тени, и станция между двумя железнодорожными путями вся на солнце. Только само здание отбрасывало теплую тень, а открытую дверь бара перегораживала занавеска из бамбука, чтобы не залетали мухи. Американец и девушка сидели за столиком в тени здания. Было очень жарко, и экспресс из Барселоны приходил через сорок минут. На этой станции стоял две минуты и катил дальше, в Мадрид.

– Чего бы нам выпить? – спросила девушка. Сняла шляпу и положила на стол.

– Ужасно жарко, – ответил мужчина.

– Давай выпьем пива.

– Dos cervezas [44] Два пива (исп.). , – крикнул мужчина, раздвинув занавеску.

– Больших? – спросила из-за двери женщина.

– Да. Больших.

Женщина принесла два стакана пива и два фетровых кружка. Положила кружки на стол, поставила на них стаканы с пивом и взглянула на мужчину и девушку. Девушка смотрела вдаль, на гряду холмов; они белели на солнце, тогда как вокруг все побурело от засухи.

– Словно белые слоны, – молвила девушка.

– Никогда таких не видел. – Мужчина выпил пиво.

– Конечно же, не видел.

– А почему бы и нет? Если ты говоришь, что я не мог их увидеть, это еще ничего не доказывает.

Девушка перевела взгляд на бамбуковую занавеску.

– На ней что-то написано, – заметила она. – Что это значит?

– «Анис дель Торо». Это такой ликер.

– Мы можем его попробовать?

– Подойдите к нам! – позвал он, повернувшись к бамбуковой занавеске. Женщина вышла из бара.

– С вас четыре реала.

– Принесите нам два стаканчика «Анис дель Торо».

– С водой?

– Ты хочешь с водой?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – С водой вкусно?

– Нормально.

– Так вам с водой? – спросила женщина.

– Да, с водой.

– Отдает лакрицей. – Девушка пригубила и поставила стаканчик на стол.

– Как и всё.

– Да, – сказала девушка. – Всё отдает лакрицей. Особенно то, чего так давно хотелось, вроде абсента.

– Перестань.

– Ты первый начал, – указала девушка. – Я развлекалась. Хорошо проводила время.

– Ну что же, давай попробуем не скучать.

– Я и пробовала. Сказала, что эти холмы похожи на белых слонов. Разве это не остроумно?

– Остроумно.

– Мне хотелось попробовать этот ликер. Мы ведь только и делаем, что ездим всюду и пробуем новые напитки.

– Вот именно.

Девушка взглянула на холмы.

– Чудесные холмы, – сказала она. – Пожалуй, они вовсе и не похожи на белых слонов. Просто мне подумалось, что они так же белеют сквозь деревья.

– Не выпить ли нам еще?

– Ладно.

Теплый ветер качнул к столу бамбуковую занавеску.

– Хорошее пиво, и холодное, – отметил мужчина.

– Чудесное, – согласилась девушка.

– Это же пустячная операция, Джиг, – добавил мужчина. – Это даже и не операция.

Девушка смотрела вниз, на землю, где стоял стол.

– Ты сама увидишь, Джиг, это сущие пустяки. Просто укол.

Девушка промолчала.

– Я поеду с тобой и все время буду рядом. Они сделают укол, а потом все наладится само собой.

– И что станет с нами?

– Все пойдет хорошо. Как и раньше.

– Почему ты так думаешь?

– Только это и мешает нам. Только из-за этого мы и несчастны.

Девушка вновь взглянула на занавеску и, протянув руку, ухватила две бамбуковые палочки.

– И ты думаешь, потом нам будет хорошо и мы будем счастливы?

– Я уверен. Ты только не бойся. Я многих знаю, кто это делал.

– Я тоже, – кивнула девушка. – И потом все они были так счастливы.

– Если ты не хочешь, не надо. Я не настаиваю. Но я знаю, что это сущие пустяки.

– И ты действительно этого хочешь?

– Я думаю, это самый лучший выход. Но я не настаиваю, чтобы ты это сделала, если ты и впрямь не хочешь.

– А если я это сделаю, ты будешь счастлив, и все пойдет по-прежнему, и ты меня будешь любить?

– Я и теперь тебя люблю. Ты же знаешь, что люблю.

– Знаю. Но, если я это сделаю, все опять пойдет хорошо, и если я скажу, что холмы похожи на белых слонов, тебе это понравится?

– Я буду в восторге. Я и сейчас в восторге, только мне не до этого. Ты ведь знаешь, я всегда такой, когда волнуюсь.

– А если я это сделаю, ты не будешь волноваться?

– Нет, я не буду волноваться, потому что это очень просто.

– Ну, тогда я сделаю. Поскольку мне все равно, что со мной будет.

– То есть как?

– Мне все равно, что со мной будет.

– Но мне-то не все равно.

– Да, да. Но мне все равно, что со мной будет. Я это сделаю, и все будет хорошо.

– Если ты так ставишь вопрос, то я не хочу, чтобы ты это делала.