Мария Камминз - Фонарщик

Когда он закончил, Герти, прятавшая лицо у него на плече, смело подняла голову.

— Дядя Тру, уверяю тебя, что я сумею делать любую работу. Миссис Салливан говорит, что я очень хорошо шью; я могу стать модисткой или портнихой, это не очень тяжелая работа.

— Мистер Флинт, — сказала Эмилия, — вы доверяете мне свое дитя? Если вы уйдете от нас, оставите ли вы ее у меня со спокойной душой?

— Мисс Эмилия! Вы спрашиваете, спокойно ли я оставлю ее у ангела?

— Не говорите так, — возразила Эмилия, — я знаю, что мой недуг и недостаток опыта не дают мне возможности воспитывать такого ребенка, как Герти. Но если вы одобряете воспитание, которое я уже дала ей, и если по доброте своей думаете обо мне лучше, чем я того заслуживаю, я убеждена, что вы тем более поверите в искренность моего желания быть ей полезной. Если для вас может быть утешением то, что после вашей смерти я с радостью возьму Герти к себе, буду следить за ее воспитанием и всю жизнь заботиться о ней, я даю вам торжественную клятву — при этих словах она положила свою руку на руку Тру — сделать это и все силы отдать на то, чтобы наша девочка была счастлива.

Первым движением Герти было броситься к Эмилии и обвить руками ее шею; но, увидев, что Тру плачет, как дитя, она воздержалась. Через минуту слабая голова старика лежала у нее на плече; рука Герти отирала его слезы.

Он так был далек от того, что предложила ему Эмилия, это казалось ему слишком яркой, несбыточной надеждой. Через минуту одна мысль усилила его сомнения.

— А мистер Грэм? Понравится ли ему это? Не стеснит ли его Герти?

— Отец сделает это для меня, — утешила его Эмилия. — Он знает, как я люблю Герти. И потом, она ведь может быть полезна и мне. Впрочем, я уверена, что вы, мистер Флинт, поправитесь и еще долго проживете, и говорю это лишь для того, чтобы успокоить вас.

— Где уже мне поправиться, милая барышня! — прошептал добрый старик. — Моя песенка спета, и скоро вам придется заменить меня. Я не забыл, что пережил, когда привел ее к себе; я боялся, что буду неспособен воспитать это созданьице, у меня не было средств. Но вы помните, мисс Эмилия, как вы сказали: «Вы хорошо сделали». И теперь, в свою очередь, я говорю вам: вы совершите доброе дело, и придет время, когда это дитя заплатит вам такой же любовью и привязанностью за все, что вы для нее сделали… Герти!

— Ее нет здесь, — сказала Эмилия, — я слышала, как она прошла в свою комнату.

— Бедная пташка! — сказал Труман. — Не любит она, когда я завожу разговоры о смерти. И как грустно мне думать, какое горе ее ждет! Хотел сказать ей, чтобы она не забывала, чем обязана вам, впрочем, думаю, она и сама знает… До свидания, дорогая барышня.

Георг ждал Эмилию у дверей, и она встала проститься.

— Если я вас больше не увижу, — продолжал фонарщик, — помните: вы принесли бедному старику столько счастья, что ему нечего больше желать в этом мире. Да будет с вами благословение умирающего и пожелание, чтобы в конце своих дней вы были так же счастливы, как он…

Вечером, когда Тру лег в постель, Герти читала ему, по обыкновению, Новый Завет. Когда она закончила, он подозвал ее поближе к себе.

Уже несколько дней подряд он перед сном просил ее прочесть его любимую молитву «о болящих».

Герти опустилась на колени и прочла молитву со всем усердием и благоговением.

— А теперь, дитя мое… Прочти мне еще молитву… об умирающих. Ведь она есть у тебя в молитвеннике?

Сердце у Герти болезненно ёкнуло. Да, у нее была эта чудная, трогательная молитва. Только где взять сил, чтобы прочесть ее? Но дядя Тру просил. Он хотел, чтоб она прочла эту молитву. Собравшись с духом, Герти начала…

По мере того, как она читала, ее волнение улеглось, и она благополучно дошла до конца. Раза два голос ее срывался, рыдания готовы были вырваться из ее груди. Но девочке удалось сдержать их, и слова лились мерно и ясно, так что дядя Труман и не подозревал, каких страданий это ей стоило.

Закончив молитву, Герти осталась стоять на коленях, зарывшись головой в одеяло. Старик положил руку на голову девочки.

— Ты ведь любишь мисс Эмилию?

— Да, очень люблю.

— И будешь ее слушаться, когда меня не станет?

— О! — вырвалось у Герти. — Дядя, не покидай меня! Я не смогу жить без тебя, дорогой дядя Тру! Я не переживу этого! Я не жила до того, как попала к тебе, и если ты умрешь, я хочу умереть с тобой!..

— Не надо желать этого, дорогое мое дитя! Ты молода, ты должна жить, чтобы делать добро людям, а я уже стар и только лишняя обуза для тебя…

— О, нет! Ты не обуза! Это я была всегда бременем для тебя…

— Дорогая птичка, поверь, ты всегда была радостью моего сердца. Единственное, что огорчает меня, так это то, что ты трудишься и сидишь подле меня, когда надо ходить в школу. Но… все мы не от себя зависим… И вот что я еще хотел сказать. Я чувствую, что скоро покину тебя, даже раньше, чем кажется. Сначала ты будешь плакать, ты будешь в большом горе, но мисс Эмилия возьмет тебя к себе и найдет для тебя слова утешения. Вилли тоже сделает все возможное, чтобы облегчить твою скорбь, и вскоре ты вновь улыбнешься. Долгое время, быть может, ты, Герти, будешь бременем для мисс Эмилии и доставишь ей много хлопот: тебя надо будет учить, одевать… Но я надеюсь, что ты будешь хорошей девочкой и станешь во всем слушаться мисс Эмилию. И со временем, быть может, когда вырастешь, ты сможешь сделать что-нибудь и для нее. Она слепая; пусть твои глаза будут ее глазами; она слаба, надо поддерживать ее, как ты поддерживаешь меня. Если тебе станет грустно и тяжело на душе — с каждым это временами бывает, — вспоминай своего дядю Тру, когда он говорил тебе: «Будь добра, моя птичка, и все окончится хорошо». Ну, не огорчайся; ложись спать, детка, а завтра мы совершим хорошую прогулку… Вилли пойдет с нами…

Из любви к дядюшке Тру Герти взяла себя в руки и легла спать, но долго не могла уснуть; наконец она погрузилась в тяжелый сон и проснулась поздно.

Ей снилось, что дядя Тру опять бодр и здоров, с блестящим взглядом и уверенным шагом, что она и Вилли веселы и счастливы.

А в то время, как она видела этот чудный сон, тихо пришел вестник смерти, и в ночной тишине, когда все спали, отлетела душа доброго старого Тру.

Прошло два месяца. Уже неделя как Герти живет в доме мистера Грэма.

Эмилии не удалось взять девочку к себе тотчас после смерти Трумана. Они еще жили на даче, а потом собирались ехать куда-то далеко, к родственникам. Везти с собой Герти было неловко, а оставлять ее одну им не хотелось. Правда, миссис Эллис оставалась, но экономка не любила детей, и Эмилия не знала, как все это уладить. Она очень жалела, что как раз в такое время ей приходится так далеко уезжать. Не зная, на что решиться, она поехала в город, к миссис Салливан.