Николай Лейкин - Неунывающие россияне

– Какой губернии и уезда? – раздается возглас генерала. – Какого уезда?

А извозчик Бандурин отправился к содержанке Каролине Францовне. Та приняла его у себя в спальной, лежа на кровати.

– Прикажите, Каролина Францовна, деньги за лошадей получить, – говорит он. – Третий месяц, сами посудите… Ей-Богу, сведу со двора, потому уж невтерпеж.

– Ах, милый, да откуда я возьму деньги? Ты знаешь, что я теперь без друга, – отвечает она! – С бароном я поссорилась.

– Что барон!.. Барон для нас никакого состава не составляет, а мы больше на Ивана Федосеича Мухоморова уповали, так как те – купцы обстоятельные. Опять-же дома у них, лабазы…

– И с Мухоморовым разошлась. Погоди, сойдусь с адвокатом Коромысловым – всё отдаст. Мало того, скажу, что за четыре месяца должна. На жида Шельменмейера я имею виды… Банкир.

– Адвокат за французинку на Крестовском нам же платит, а господин Шельменмейер англичанку держат и по весне ей пару рысаков подарили. Я, сударыня, сведу коней…

– Садись, милый, давай вместе кофей пить. Видишь, как я тебя принимаю? В спальне, глаз на глаз. Это не всякому достаётся. Вот как я тебя ценю!

– Благодарим покорно, а только для нас это разности никакой не стоит. Я, барыня, сведу коней.

– Погоди недельки две, Шельменмейер заплатит. Ну, прошу тебя, голубчик… хочешь, я тебя поцелую?

Каролина Францовна кокетливо улыбается и простирает к извозчику полные белые руки, выставившияся по плечи из-за белого шитого одеяла.

– Нет, уж это зачем же, это оставьте при себе. Нам это всё равно, что волку трава, мы женским малодушеством не занимаемся. Я, барыня, сведу…

– Эдакий ты бесчувственный! Ну, садись сюда поближе. Ты водочки не хочешь ли?

– Увольте. Без благовремения зачем же? Так как же насчет лошадей-то?

– Оставь мне их недельки на две. Сведёшь со двора, ничего не получишь, а я дело дело могу сделать и потом сполна тебе отдать. Ну, как я без лошадей этого Шельменмейера прельщу? без лошадей цена другая. Понял?

– Как не понять, мы не махонькие. Так вот что, барыня: изволь, на две недели оставлю, а ты орудуй. Ну, прощенья просим! Только вот что: мой совет – приударь за Иваном Федосеичем, хлебнее…

– Прощай, прощай! Через две недели заходи. Или нет, пришли лучше старшего сына, тот сговорчивее.

– Нет, уж сына зачем же?.. Сам приду. Прощенья просим!

Извозчик уходит.

Время близится к обеду. Умолкли голосистые разносчики. Лакеи из «пиньжаков» перерядились во фраки и белые жилеты. От вокзала идут и едут должностные лица, успевшие побывать в городе. Некоторые нагружены закупками. Женская половина вылезла из капотов и принарядилась. Кой где в палисадниках накрывают обеденные столы, лакеи расставляют в симметрию тарелки и хрусталь.

С балкона одной из дач сошла барыня и смотрит на накрытый стол.

– Иван, ты зачем мельхиоровый холодильник на стол не поставил? – обращается она к лакею.

– Да зачем же его, сударыня, ставить? Ведь у нас шампанского нет.

– Всё равно, что нет, холодильник придаёт красоту столу. Можешь пустую бутылку из-под шампанского в него поставить. Да выбери с белой пробкой.

– Зачем это? Что за фокусы! – откликается мужской голос с балкона, и из-за листа «Голоса» показывается плешивая голова.

– Не ваше дело, оставьте! – обрывает его дама, – Ну, что за вид без шампанского? Этот жид Шельменмейер может пройти мимо, и вдруг… Сегодня на музыке я окончательно решилась попросить у него пятьсот рублей взаймы. Помилуйте, мы должны поддерживать доверие к себе в нашем теперешнем положении. За дачу не заплачено. Ставь, Иван, холодильник, и после обеда кофе в серебрянном кофейнике и на серебрянном подносе.

На другом дворе конюх вывел лошадь в чепраке и гоняет её на корде. Барин стоит поодаль и смотрит.

– Иван Иваныч, иди обедать. Нашёл время, когда лошадь гонять, – кричит жена. – Суп простынет, я одна сяду.

– Ну и пускай его стынет. Я дело делаю, а для меня дело важнее супу – откликается муж.

– Мог бы и после обеда, по крайности моцион.

– После обеда никакого смысла не будет в этом деле. Да пойми ты, – тихо говорит он, подойдя к решетке сада и наклонясь по направлению к жене, – пойми ты, что я велел вывезти её из конюшни для портного. Здесь мой портной из города приехал долги сбирать и ходит по дачам; сейчас зайдёт ко мне. Ну, поняла? Будет денег просить.

– Так что ж тут лошадь-то? Ведь она из манежа?

– Скажу, что лошадь купил и сейчас сто рублей задатку дал, почему ему и не могу уплатить по счёту, ибо деньги в городе. Иначе от меня он пойдет к Шельменмейеру и может разсказать, что я не плачу ему и так далее. Подрыв кредита, а я у Шельменмейера хочу тысячу рублей занять… Ах, Карл Богданыч, моё почтение! Пожалуйте, пожалуйте! – восклицает он, завидя портного. – А я вот новой покупкой любуюсь.

В третьей даче уже отобедали. Молодая дама разливает на балконе кофе; бородатый элегантный адвокат в серой паре и соломенной шляпе покачивается на стуле-качалке и читает «Новое Время».

– Женичка, сейчас мимо нас Шельменмейер прошел, и что мне в голову пришло, – говорит он, ковыряя перышком в зубах и обращаясь, к жене: – ты бы с ним ужо на музыке поласковее и по-кокетливее…

– Ах, Серж, он такой противный: маленький, лицо как у обезьяны, зубы оскаленные… наконец, я ненавижу жидов.

– Приневоль себя, от этого зависит моя выгода. Он охотник до женщин, а я хочу попросить у него место юристконсульта в страховом обществе. Он директор и всё может сделать. Шесть тысяч в год, можно из-за этого быть любезной. Наконец, он заседает в трех банках, сам банкир. Рано ли, поздно ли может наделать злоупотреблений… Поняла?

– Ах, Серж, ей-Богу, не хочется, но для тебя я на всё готова. Тебе кофе со сливками или с коньяком?

Но вот из парка стали доносится звуки оркестра, и по улицам потянулись в вокзал вереницы дачников.

Раньше всех к вокзалу явились старые девы и вдовы-генеральши, статские советницы и засели на первые скамейки, с ног до головы озирая друг друга. Их обожаемый скрипач, смуглый брюнет с маленькой бородой и львиной гривой вместо волос, бросает молненосные взоры из оркестра. Явилась сумасшедшая барыня в красной шали и с целым огородом цветов на шляпе, взяла стул и села впереди всех. Её шаль застёгнута большой брошкой с портретом красавца-скрипача. Пришли купцы с жёнами, приказав им надеть на себя бриллиантовые серьги и браслеты.

– Так-то лучше! Пущай генеральши смотрят, да от зависти в кровь чешутся, – говорят они. Да и нам через эти самые браслеты доверия больше. Вон господин Шельменмейер идёт, а мы у них в банке векселя дисконтируем.

Площадка около оркестра наполняется всё более и более. Публика приезжает и с поездами железной дороги. Приезжих от дачников отличают по цилиндрам. Пенсне и лорнеты в ходу. Дамы передают друг дружке о своих соседках самые сокровеннейшие тайны, узнанные через горничных.