Николай Лейкин - Неунывающие россияне

– Это действительно, – соглашается купец. – А уж теперь не расхитят.

– Ведь у меня тоже дом каменный, а по дому-то сколько хлопот! Я уж и то запуталась. Дворники воришки, так и наровят украсть что нибудь у беззащитной женщины. Сижу это я раз и думаю: «Ну что я? Совсем былинка одинокая, которой некуда голову приклонить». И стала искать себе подпоры.

– И нашла себе могущественный дуб, – прибавил жених. – Поверь, что этот дуб сумеет тебя подпереть, Домна Протасьевна.

– Подопрет! это верно! – послышался где-то громкий шопот.

Кто-то фыркнул. Все переглянулись.

– Я знаю, ругать меня будут, что я вышла замуж, – растягивала слова невеста.

– Зачем же ругать-то? Кому какое дело? У тебя свой царь в голове.

– Нет, я к тому, что лета мои уж не молоденькия.

– Так, всегда бывает: седина в голову, а бес в ребро…

– Вот уж это вы, братец, напрасно. Ни одного седого волосочка нет. Даже у вас только ещё седина начинается, а я ведь моложе вас на десять годков.

– Не на двадцать ли? Может быть ты перепутала?

– Да что вы, братец, как будто-бы всё смешками. Вы сами знаете, сколько мне лет.

– Смешками! Опять-таки говорю, что здесь свадьба, а не похороны.

– О чем ты споришь, – наклонился к невесте жених. – Да ежели-бы и действительно у тебя были седые волосы, то я еще больше-бы уважал тебя.

– Мерси, Мишель… А вон покойник муж мой первый, даже ждал не дождался, когда у меня седина начнется. Я ему: «Зачем это тебе, Васюша?» А он мне такие слова: «Через это, говорит, самое ты поумнеешь».

– Зачем ты это разсказываешь! – дернул невесту за платье жених.

– А, что ж такое? Я родственникам, а не чужим… Они Васюшу-то вдоль и поперёк знали.

– В день свадьбы можно обойтись и без воспоминания о покойнике. Есть даже и стихи: «мертвый мирно в гробе спи, жизнью пользуйся живущий».

– Вот, братец, какого я себе умного мужа нашла. Он сейчас и стихи подтискал! – похвасталась невеста. – Хорошо, что мне такой достался. А знаете что? Ведь я его сначала-то не себе прочила, а другой вдове сватала, тоже очень богатеющей, а она мне такия слова: «чин мал, полковника хочу». Вот он мне и достался. Сам Бог послал. Что ж, поживем, так и до полковника дослужимся.

– Домна Протасьева, обо мне вы уж пожалуста оставьте! – опять остановил невесту жених и сконфузился. – Неужто нет других разговоров? Угощайте гостей.

– Анна Семеновна, да что ж вы шампанского-то? Шампанское настоящее. Да что ж это чай не подают! Василий Васильич, прошу покорно бокальчик.

– Будьте покойны, выпьем, – отозвался гость, взяв бокал. – За здоровье новобрачных! Горько! – прибавил он.

– Ну, что за глупости! Это только молоденькие делают. А мы уж слава Богу…

– Целуйтесь, целуйтесь! Нельзя же без подслащенья, ежели вино горько.

– Следует, следует, – сказал священник, держа руку на желудке. – Ежели церковь вас благословила, так чего же стыдиться? Вот ежели-бы вне закона, то дело другое.

Невеста и жених поцеловались.

– Я собственно для того и повенчалась, чтоб в законе, – оправдывалась она, – А то ведь бес силен. Он горами шатает. Хуже было-бы, ежели-бы без закона. А я женщина слабая. Ну, вот и чай подают. Пожалуйте, гости дорогие. Семен Семеныч, вы чаёк-то любите. А вот племяннички не пожаловали к тетке на свадьбу; а я собственно для них и обзаконилась, чтоб муж дом охранял. Умру – им же достанется.

– Охранит он тебе, дожидайся! – произнес кто-то в дальнем углу.

– Что вы говорите, Потап Потапыч?

– Я говорю, что нынче уж в воздухе веет непочтением к старшим. Старый человек замуж выходит, а молодежь в такой день и почтить не захотела!

– Вы опять всё старый да старый. Ну, чем я старуха? – перебила гостя невеста. – Правда, я не из молоденьких, да ведь и он не вьюноша. Мы, Мишель, будем друг друга так называть: ты меня – мамаша, а я тебя – папаша.

– Там уж видно будет, как называть друг друга, – уклончиво отвечал жених. – Ваше превосходительство, чайку? С ромцем не прикажете ли?

– Выпью, выпью. К невесте подсяду и выпью, – сказал генерал, опускаясь рядом с ней на диван. – Вот ежели теперь меня с невестой сложить, то ровнехонько столетие с четвертью выдет, так как-же за такую древность не выпить?

– Да что вы, ваше превосходительство, года-то выставляете! И старше меня замуж выходят. Вон Терениха. Та при внучатах сочеталась, а я сирота.

Интендант не вытерпел и встал.

– Милостивые государи! Я вижу всё какие-то уколы и шпильки, – начал он. – Мне кажется, что родственники нарочно это говорят, полагая, что я женился не на человеке, а на капитале, но заверяю вас, что капитал тут не причем. Ежели я избрал себе подругу и старше себя, то сделал это из уважения и благодарности к доброму сердцу Домны Протасьевны, которая ещё при жизни покойного мужа неоднократно протягивала мне руку помощи на тернистом пути жизни.

– То есть как это из уважения и благодарности? А любовь? – перебила его невеста.

– О любви мы после поговорим. Она назвала себя былинкой и есть былинка действительно. Я-же буду для ней мощным дубом и докажу это!

– Вот за это, Мишель, я тебя и сама поцелую! Что верно, то верно! А то, что это всё смеются! Парикмахер голову мне убирал – смеялся, портниха платье подвенечное шила – смеялась. Знакомым боялась даже объявить, что я замуж выхожу. И зачем? Я сама себе госпожа. Меня никто не тянул замуж, ты тоже по своей охоте, так чего стыдиться? – закончила невеста и чмокнула своего жениха прямо в губы.

– Ай да, сестрица! Молодец! – воскликнул купец.

– Браво, браво! – зааплодировали гости.