Мазуччо Гуардати - Новеллино

Не желая, чтобы это свидание было одновременно первым и последним, она почти каждую ночь с новыми уловками продолжала идти по тому же пути, причем Гарита ни разу не заметила, что Пино имеет сношения не со служанкой. И в то время как оба они были, хотя и по разным причинам, довольны этой любовной игрой, случилось, что преступная женщина забеременела и, будучи этим чрезвычайно огорчена, пустила в ход бесчисленные средства с целью воспрепятствовать родам; когда же ни одно из этих средств не помогло, она увидела, что дело близится к развязке, которой она уже не сможет скрыть от сына. Стоит ли рассказывать об ее жалкой жизни, об охвативших ее мучительных раздумьях и душевной тревоге, смешанной со скорбью? Однако и здесь ей помогла ее большая дерзость, ибо она была такого высокого мнения о себе и о своем красноречии, что рассчитывала побудить сына сделать по доброй воле то, что он ранее делал будучи так сильно обманут. Итак, она решила самолично все ему открыть и, призвав его однажды тайком в свою комнату, тихонько повела с ним такую речь:

— Дорогой сынок, ты и сам, полагаю я, можешь засвидетельствовать, что если была когда-нибудь мать, любившая единственно только своего сына, то такова именно я, которая любила и люблю тебя больше собственной жизни. И любовь моя была по своей природе так могуча, что удержала меня, молодую и богатую, от вторичного замужества, ибо я не захотела отдать себя вместе с твоим состоянием в чужие руки. И хотя меня, как женщину, подстрекала естественная чувственность, однако я не желала удовлетворять ее тайком (как делают многие женщины) потому лишь, что заботилась о сохранении твоей и моей чести. Кроме того, я услышала, что ты охвачен сильной любовью к нашей молоденькой соседке и что ее мать готова скорее умереть, чем запятнать честь своей дочери. Хорошо зная, к каким несчастьям и бедствиям обычно приводят влюбленных подобные неудачи, я, как нежная мать, подумала прежде всего о твоей жизни и решила сама возместить все эти пробелы одним поступком, который оскорбляет только людские законы, созданные устарелыми законниками и опирающиеся более на искусственные и суеверные выдумки, чем на разум: одним словом, я захотела, чтобы твоя и моя молодость тайно насладились друг другом. Та девушка, от которой ты получил столько наслаждения в комнате нашей Гариты, была я; и дело кончилось тем, что сейчас я беременна.

Она хотела уже было перейти к более горячим убеждениям, чтобы продолжать удовлетворение своей преступной страсти, но ее добродетельный сын был настолько возмущен и расстроен мерзостью ее поступка, что ему показалось, будто небо обрушилось на его голову и земля уходит из-под его ног. Охваченный таким гневом и скорбью, каких он еще никогда не испытывал, он был близок к тому, чтобы пронзить ножом ее сердце; однако он все же сдержал себя, не желая добровольно совершить матереубийство, а вместе с тем умертвить невинного ребенка, заточенного в ее оскверненном чреве; он решил предоставить мщение тому, кому его надлежало совершить, и расстался с нечестивой матерью, язвя и терзая ее ужасными и позорными словами, которые вырвались у него при виде столь заслуженного ею бедствия. Тотчас же он собрал все свои деньги и драгоценности, привел в возможно лучший порядок свои дела, и, дождавшись галер [202] Эти длинные весельные суда широко использовались генуэзцами и венецианцами в плаваниях по Средиземному морю. , которые должны были оттуда отплыть во Фландрию и которые прибыли через несколько дней, он уехал на них. Весть об этом происшествии со всеми его ужасными подробностями стала распространяться по городу. Когда она дошла до сведения подесты, тот приказал схватить дурную женщину, которая без всяких пыток в точности изложила это событие, как именно оно произошло, после чего подеста велел бережно содержать ее в одном женском монастыре, пока она не родит [203] По общепринятым представлениям и законам того времени, беременная женщина не могла быть казнена. . Когда же она в надлежащий срок разрешилась ребенком мужского пола, ее, как это и полагалось, сожгли на площади с великим позором.

Если бы когда-нибудь среди читателей или слушателей рассказанной новеллы нашелся такой, которому показалось бы странным или невозможным сказанное мной, будто преступная женщина искусно сумела выдать дорогу, размытую постоянными дождями, за небывшую в употреблении, то пускай он себе над этим поломает голову. Ибо, когда ядовитые звери принуждаются к тому крайней необходимостью, они умеют пустить и действительно пускают в ход бесчисленные средства, как-то: промывания и обкуривания и всяческие составы из различных порошков, которые способны заклепать не только их бешеные губы, но даже пасть огромного льва. Но чтобы привести достоверное подтверждение тому, скажу:

— О вдова, искусница и мастерица, прошу тебя, опровергни меня, если я лгу; скажи, не ходила ли ты иногда в комнаты новобрачных, привесив сбоку скляночку с заключенной внутри пьявкой, дабы иметь ее на всякий случай под рукою? Ты меня прекрасно понимаешь, прислужница великого дьявола! Заклинаю тебя признать — если не вслух, то по крайней мере про себя, — что хотя я говорю и пишу плохо, но, во всяком случае, я могу сказать и говорю правду.

Однако стоит ли напрягать свою мысль, описывая бесчисленные недостатки, предательства и гадости женщин? Ведь легче сосчитать звезды на небе! Ибо кто бы не счел возвышенной и добродетельной упомянутую вдову, которая, оставшись молодою, красивою и богатою, делала вид, что презирает всякую земную чувственность и не хочет снова выходить замуж из любви к сыну? Кто бы мог догадаться, сколько развращенности скрывалось под ее столь обманчивой внешностью? Но так как она получила заслуженную награду за свой труд, я перестану рассуждать о ней и скажу: сколько еще есть других медоточивых женщин, которые сходными и даже лучшими доводами могли бы обмануть самого Соломона [204] Соломон — царь Израиля, славившийся своей мудростью. ! А сколько еще других, которые прикидываются всецело живущими духом, говорят постоянно с духовными лицами и ни о чем другом не рассуждают, как только о вечном блаженстве, а в то же время обманывают всякого, кто верит их лжи, посредством других лицемерных и суеверных приемов, от которых тошно становится и богу и людям! Я не говорю уже о том, как они ходят по улице важным и степенным шагом, со столь целомудренным видом и с такой важной осанкой, что, кажется, земля для них дурно пахнет. И вот за эти упомянутые церемонии они слывут у дураков скромными и полными святости. А вместе с тем они осуждают податливость других женщин, так что в их огород направлена известная пословица: «Люблю податливую женщину, но только не из моего дома».