Ахмед Танпынар - Покой

А сегодня дружба с Эмин-беем должна была показать ему, что для него, Тевфик-бея, не все закончено. Тот пришел сам и даже принес с собой свой тамбурин.

Тевфик-бей вот уже год подспудно готовился к смерти. И делал это с тем благородным покоем, которым славился всю жизнь. Он умел вкладывать ответственность в свои поступки. И теперь пытался встретить то последнее, что было уготовано ему судьбой. Нет, нельзя сказать, что он не боялся. Он очень любил жизнь. По мере того как он приближался к старости, он понял вкус и прелесть сотканного из случайностей сна, именуемого жизнью и состоявшего из плотной материи. Все мечты его оставили, его миром стал только он сам, то есть его тело, отягощенное разными болезнями. Сегодня это тело пожелало вновь заявить о себе.

Ихсан сообщил:

— Сегодня и Суат придет.

Мюмтаз помрачнел. Маджиде, заметившая это, наивно заметила:

— Перестань, Мюмтаз… Суат — единственный человек в моей жизни, который говорит мне комплименты…

Ихсан, продолжая спокойно улыбаться, задумчиво промолвил:

— Я знал, что тебе не понравится его приход. Но очевидно, что Суат обладает определенной притягательностью, сообразительностью. Только он из тех, кто не знает, на что все это потратить… Может быть, именно поэтому он нездоров и не может найти покоя. Мне кажется, что Суат каждый день бьется головой о стену. Кстати, он тебя видел позавчера в Бейоглу, но ты его не узнал!

Мюмтаз готов был сойти с ума от ярости:

— Я его заметил и узнал. Но он был в такой ужасной ситуации, что я решил, что будет неудобно здороваться с ним! — Затем он по порядку рассказал обо всем, что было накануне вечером, о случайной встрече в маленькой закусочной, о женщине в темно-синей бархатной шляпке, о ребенке, от которого будут избавляться, а про себя удивлялся: «Интересно, на какие еще низости я способен? Как низко я еще упаду? Я словно в глубоком колодце!»

— Когда он спускался с лестницы, у него была такая циничная улыбка… К тому же он чуть не потирал от радости руки за спиной у бедной женщины, будто говорил: «Слава Богу, с этим все решили!» — тут Мюмтаз неумело сам потер руки. Он знал, что совершает нечто ужасное. И, договорив, замолчал с отвращением.

Во время всего рассказа он ни разу не взглянул на Нуран. Он выпалил свои слова, все время глядя в пол, и смог лишь несколько раз поднять голову и посмотреть на Ихсана.

— Значит, вот как! А между тем он говорил о том, что ты пристрастился к алкоголю. «Наверное, он очень много пьет», — сказал он.

Мюмтаз махнул рукой, словно бы говоря: «Да ладно, моя жизнь у всех на виду!» Он ощущал тяжкую тоску. Он думал, что обидел Нуран: «Проклятый Суат… Проклятый. Но почему я так разволновался? Как могла любовь внезапно превратиться в злобу? Суат посмел уподобить меня себе… Еще шаг и…» Он посмотрел на Нуран чуть ли не с ненавистью, словно спрашивая у нее: «Ну, что со мной еще случится из-за тебя?»

Лицо Нуран выражало полное безразличие. Однако, встретившись взглядом с Мюмтазом, она улыбнулась:

— Какое нам дело, Мюмтаз, до этого человека?

Ихсан попытался сменить тему разговора:

— Три года назад я не испытывал затруднений, поднимаясь к вашему дому, а сейчас никак не могу отдышаться после подъема.

— Ты ведь еще молод, брат…

— Нет, я не молод! И вообще никогда не чувствовал себя молодым. У тебя, Мюмтаз, тоже не было молодости. Мой отец всегда говаривал: все в нашей семье будто родятся головой вперед. — Он вздохнул и улыбнулся: — Я не молод, но полон сил.

Он поднял руки вверх, затем прижал их к груди, будто делая гимнастику, а потом как бы притягивая к груди что-то тяжелое, и, наконец, отпустил, словно бы выжал что-то из собственного тела. Мюмтаз внимательно смотрел на атлетическую красоту его фигуры. В движениях этого пожилого человека было нечто, бросавшее вызов минувшим дням:

— Вот в чем настоящее счастье для человека! Понимаешь, Мюмтаз? Познавать себя, даже зная о своем конце и невзирая на этот конец… Это ведь так просто, правда же? Я контролирую свои мышцы. Это просто. Но я заявил о себе, несмотря на то, что в колесе бытия жизнь сменяется смертью. Я мыслю, значит, я существую; но завтра меня может не стать, или я могу стать кем-то другим, каким-нибудь дурнем, идиотом… Но в данную минуту я существую… Мы существуем, ты понимаешь, Мюмтаз? Ты любишь собственное существование? Ты можешь молиться своему телу? О мои глаза, о моя шея, о мои руки, о мои темные и светлые стороны! Я благодарю вас за то, что мы существуем вместе во дворце, созданном этой минутой; чудом этого мгновения; я благодарю вас за то, что могу переходить от мгновения к мгновению вместе с вами; за то, что могу создавать плавное, цельное время, соединив мгновения!

Маджиде вздохнула:

— Бытие принадлежит только Аллаху. Не так ли, Ихсан?..

Мюмтазу хотелось слушать ее голос с закрытыми глазами, как он часто делал в детстве. Он пробормотал:

— Потихоньку… потихоньку…

— Конечно, Маджиде! Но ведь и мы существуем. Мы тоже существуем. Может, именно потому, что мы существуем, существует и оно, время, со всей своей силой. Как тебе сегодня Маджиде, Мюмтаз?

— Изящная… Изящная и красивая… Все только молодеет…

Маджиде расхохоталась.

— Мне кажется, я уже состарилась, Ихсан; мне теперь нравится, когда мне делают комплименты. Позавчера вечером Суат… — не договорив, она повернулась к Мюмтазу: — Мюмтаз, ты заметил, что сегодня у тебя отпало одно из твоих крыльев? Но не очень-то беспокойся; если сегодня это происходит впервые, то это не важно. Три раза не принесут вреда, но после четвертого…

Ихсан посмотрел на жену:

— Это ты сама придумала?

— Нет… Моя бабушка так говорила… По ее словам, так было записано в книгах.

Нуран выходила из комнаты, а теперь вернулась и хотела узнать, о чем разговаривали:

— О чем это писали в книгах?

— Маджиде спрашивает Мюмтаза, заметил ли он, что сегодня у него не стало одного из крыльев?

— Но обычно они горят трижды… Не расстраивайся, Нуран, я просто еще не в себе. Вообще-то я ни разу не видела у Мюмтаза за спиной пары крыльев, да и никогда не заглядывала… Но даже когда Мюмтаз был маленький, а я ходила в Галатасарай забирать его из лицея на выходных, мне всегда казалось, что в дверях сначала появляются его крылья, а потом он сам.

Нуран улыбалась:

— Мюмтаз, насколько они тебя разбаловали!

Потом, правда, сразу рассердилась на себя, потому что всегда удивлялась, что играет в этом доме роль и гостьи, и хозяйки дома, хотя и считала, что, не будучи хозяйкой, не может даже голоса подавать.

— Сейчас мы живем в окружении самого прекрасного времени года, которое только может быть в Стамбуле… Эта осень бесподобна. — Маджиде повернулась к Нуран: — Не смотрите на Мюмтаза, он осенью всегда ходит грустный, думая о зимнем дожде… Вы знаете, какая тому причина? — И с нежностью глядя на Мюмтаза, Маджиде рассмеялась: — Причина в том, что он очень многое держит в себе… Я в детстве всегда учила его: Мюмтаз, не держи в себе все… Те, кто многое скрывают, много фантазируют. Мюмтаз, сколько раз за день ты проживаешь свою жизнь?