Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

«Эти песни — просто золото, чистое золото! Я все отдал бы за такие сокровища, все, вплоть до последней десятины земли!»

Ну, Иван Андреевич, разве это не безумие?

А когда князю приходит на ум заниматься раскопками, как он говорит, час от часу не легче! Тогда по его приказу не щадят даже старые могилы. Да простит его Господь за то, что он тревожит покой мертвецов в их последнем приюте! Разве вы сами не видели, как барин берет в руки заступ и роет землю, стоя между двумя мужиками? А когда Данила Борисович натыкается на какую-нибудь старую медную безделушку или выщербленный глиняный сосуд, непригодный даже как миска для собаки, он прыгает от радости и заворачивает все найденные вещи в бумагу, словно ожерелье или браслет царицы.

Нет, батюшка, клянусь святым Сергием, в старое доброе время мы жили иначе; в ту пору господа знались только с господами, и не то что не пустили бы на порог такую дрянь, как этот нищий слепец, нежившийся в барских креслах, но даже не дерзнули бы принять у себя людей, стоящих ниже их по званию и состоянию, — таких почитали просто знакомцами и виделись с ними от случая к случаю, а допускали к себе разве что когда оставались свободными места за столом. Такие гости должны были ходить по струнке, как тогда говорили, а если они забывались, то их ставили на место с помощью плети. Именно так следует поступать: если б на горох не мороз, он бы через тын перерос. Так вот живали в добрые старые времена!

Взять, например, князя Алексея. Господи Боже! Как прекрасно он жил! Наша усадьба была сущим раем: сколько богатств! Какое изобилие! Одно столовое серебро весило сто сорок пудов’; в погребе стояли бочки, доверху заполненные целковыми. А медные деньги хранили, как зерно, в амбарных сусеках. У князя было два певчих хора по шестьдесят душ в каждом; пятьсот верховых и двести упряжных лошадей, а также тысяча собак, восемнадцать шутов, дюжина арапов и столько же немых. За большим столом, не считая малых, собиралось, по меньшей мере, сорок сотрапезников. Можно сказать, что наш дом был тогда полной чашей. А сам хозяин какой был барин! Боже правый! Обойдите сегодня хоть целый свет, вы и днем с огнем не сыщите ему равных… Увы! Все это миновало, исчезло без следа: красно лето два раза в году не бывает!

Впрочем, ведя речь о князе Алексее, следует сказать, что не всегда мне счастье выпадало быть у него в милости.

Сперва я служил у него псарем, а затем — конюхом. В этой последней должности я и состоял, когда как-то раз, отобедав в тесном кругу друзей, барин вздумал послать за мной, чтобы за сладким я позабавил его гостей борьбой с медведем. Ну а если князь Алексей изволил вам что-либо приказать, перечить ему нельзя было.

Медведь встал на задние лапы, и мы сошлись врукопашную. Все шло неплохо, и я уже собирался, подставив подножку, опрокинуть косолапого навзничь, как вдруг окаянный зверь, словно почуяв близкое поражение, схватил меня за ухо и принялся вовсю грызть его.

1Две тысячи триста десять килограммов. (Примеч. автора.)

«Ах ты, сукин сын, — вскричал я, — отпустишь ты, наконец, мое ухо? Нет?.. Считаю до трех: раз, два, три! Ну что, отпустишь? Нет? Ну, тогда держись!»

Я выхватил из кармана нож и всадил его косолапому под мышку по самую рукоятку. Зверь свалился замертво, но мое правое ухо осталось у него в зубах. Увидев это, князь Алексей отрезал мне и левое ухо в науку за то, что я убил медведя без его дозволения.

Вот с тех-то пор и зовут меняЯ ковом Безухим. Однако ж, дав волю своему гневу, князь на меня зла не держал. Из медведя сделали чучело, и поставили его в прихожей возле ствола дерева, на который он словно собрался залезть. Меня же вскоре повысили в чине, и я сделался доезжачим.

На свою беду, в первую же охоту, где мне довелось быть за старшего, я дал охотникам упустить лисицу и так и не смог снова навести собак на след зверя. Князь, придя в ярость, тут же изволил задать мне отеческую взбучку и прописал пятьдесят ударов кнутом, а по возвращении в имение отправил на конюшню, где мне отсчитали еще сто ударов розгами; после этого хозяин решил, что я гожусь лишь на то, чтобы пасти свиней, с чем и прогнал меня из господского дома в одно из своих имений.

Но по прошествии пяти лет барин соблаговолил вернуть мне свое расположение. Вот как это случилось.

Однажды утром, чуть свет, князь уехал на охоту. Подмораживало, и Волга уже покрылась тонким ледком, таким хрупким, что его легко было расколоть ногой. Охота та была облавной, и во время ее было убито более ста пятидесяти лисиц и зайцев. После этого был сделан привал на плоскогорье, где расположено Низково, — оно почти отвесно спускается к Волге с высоты в тридцать аршин. Князь Алексей, весьма довольный охотой, решил еще немного повеселиться; он уселся на бочонок водки, а затем, первым испив большой ковшик, изволил поднести собственными руками всем, кто там был, по такому же ковшику. Тогда же, в знак хорошего расположения духа, он велел своим доезжачим показать гостям забаву, какую редко увидишь в наши дни — делать «резака».

Я в самом деле не слышал о такой игре и стал расспрашивать о ней Якова Безухого.

— О! То была славная забава, — ответил старик. — Надо было вниз головой прыгнуть с вершины горы в Волгу, пробить корку льда, начинающую покрывать поверхность реки, проплыть под водой и вынырнуть где-нибудь подальше.

Покойный князь Алексей (дай Богему Царствие Небесное!) предпочитал эту потеху всем другим. Но в тот раз никто не был достаточно ловким, чтобы, сделав резака, угодить князю в полной мере.

Один хлопнулся в реку плашмя и не смог проломить лед; он тут же получил пятнадцать ударов кнутом, чтобы впредь не выставлял вперед живот, когда надо действовать головой.

Другой, не долетев до льда, сломал себе шею о береговой спуск. Еще три дурака, хорошо нырнув и пропоров лед сверху вниз, не смогли пробить его снизу вверх и остались там караулить рыб.

И тут князь страшно разгневался; он схватил свой хлыст и закричал:

«Ах вы, негодяи! Так-то вы меня тешите! Ладно, сейчас я запорю вас до смерти».

Но барин передумал; видя, что не может заставить конюхов и стремянных сделать резака, он обратился к своим сотрапезникам, мелкопоместным дворянам, со словами:

«Ну, и вы тоже попробуйте: покажите-ка им, что дворяне половчее мужиков».

Но у тех еще хуже получилось: лишь один сумел проломить лед как следует и нырнуть головой вниз; но, оказавшись подо льдом, он, видимо из опасения, как бы его не заставили повторить все снова, устроил князю шутку и обратно не выбрался.

И тут князь Алексей почувствовал, что гнев его уходит, сменяясь стыдом, и расплакался как ребенок.

«Видно, последние мои дни настают, — промолвил он, — раз не осталось подле меня ни одного храброго и ловкого молодца, способного сделать резака как подобает. Все вы ровно старые бабы!.. Эх, — прибавил он, — бедный Яшка Безухий, где же ты?..»