Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Князь узнал непослушного купца — здорового детину лет двадцати пяти — тридцати, выше его на целую голову.

«Ну-ка, поди сюда, добрый молодец», — приказал барин.

Однако купец, почуявший опасность, не двинулся с места, держась на расстоянии сорока шагов от князя, и произнес:

«Нашел дурака, батюшка! Я знаю, что вы задумали, и у меня нет никакой охоты сводить знакомство с вашей палкой».

«Ах ты, негодный лавочник! — вскричал князь. — Так, значит, ты спешишь мне повиноваться?»

И с этими словами, размахивая тростью, он бросился на торговца.

Купец понял, что его спине несдобровать, тем более что князь сильно разгневался. Поэтому он не стал терять время, дожидаясь противника, а помчался со всех ног в сторону озера. Зыбучий песок очень мешал ему бежать, но он мешал также и князю. Оба они увязали в песке по щиколотку. Купец полагал, что князь, будучи старше и не таким расторопным, как он, уже отстал. Оглянувшись, он увидел, что ему и в самом деле удалось вырваться вперед.

«Что ж! — подумал купец. — Время есть, успею».

Он садится, живо снимает сапоги, чтобы легче было бежать, а затем босиком бросается вперед и мчится к озеру быстрее, чем прежде. Увидев это, князь Алексей подумал, что лавочник действует толково. Он тоже приседает и сбрасывает с ног сапоги, после чего продолжает погоню.

Купец все так же направляется к озеру, и князь от него не отстает. Первый бросается в воду, и второй следует его примеру. Лавочник останавливается, зайдя в воду по плечи, но князю, который на голову ниже его, вода в том же месте доходит до подбородка. Оба вынуждены остановиться в двадцати шагах друг от друга.

Тогда, будучи не в силах идти дальше, князь окликает купца:

«Иди сюда, негодяй! Мне с тобой рассчитаться надо».

«Нет уж, батюшка, нет, нашли дурака! — отвечает торговец. — Не мне с вами надо рассчитаться, а вам со мной. Вот сами и ступайте ко мне, а я не двинусь с места».

«Значит, ты хочешь меня утопить, подлец?» — вскричал князь.

«Я не знаю, как уж там по этому поводу Господь Бог рассудит, но знаю одно:'к вам я ни за что не пойду».

Добрых полчаса они продолжали пререкаться, и ни один

из них не сдвинулся с места. Несмотря на то что погода стояла жаркая, вода в озере была довольно холодной и спорщиков стала бить дрожь.

«Ладно! Ты славный малый, — промолвил, наконец, князь, — я люблю таких удальцов, как ты, тем более что их не часто встретишь. Прощаю тебе все твои проделки; приходи ко мне в имение, я тебя приглашаю на обед».

«Врешь, батюшка: не обед ждет меня там, а порка».

«Честное слово, я тебя и пальцем не трону».

«Да уж! Сами не тронете, а другим прикажете тронуть — нам такое известно».

«Слово дворянина!»

«А ну, перекреститесь».

Князь, стоявший по плечи в воде, несколько раз перекрестился, поклянясь при этом именем своего святого заступника, что никакого унижения хитрому купцу не нанесет.

Поверив клятвам, которые сопровождались крестными знамениями, лавочник вышел из воды; князь последовал его примеру, и оба, словно лучшие друзья, отправились в имение. Князь сменил там одежду и дал гостю вещи из собственного гардероба, чтобы он тоже переоделся.

«Я уверен, что ты бы меня утопил, если бы я сдуру подошел к тебе», — с тех пор говорил князь Конону Фаддеичу (так звали хитрого купца) при каждой их встрече.

«Как знать, князь, — отвечал тот, — что Бог указал бы, то бы я и сделал».

Конон Фаддеич был продувной бестией.

Летом, после обеда, барин обыкновенно дремал в кресле. Поэтому он распорядился поставить кресло возле двери, выходившей на балкон. Во время послеобеденного сна князя все должны были соблюдать полную тишину — этот приказ распространялся не только на наших дворовых, но и на владельцев всех судов, ходивших по реке вверх и вниз. Тех же, кто посмел бы ослушаться, ждала конюшня.

Чтобы все знали, что князь изволит почивать, над домом поднимали флаг голубого цвета, предназначенный исключительно для этой цели.

Однажды, когда барин подобным образом отдыхал, его внезапно разбудило чье-то пение, раздававшееся под самым балконом.

То был голос одного мелкопоместного дворянчика, который гулял по саду и забылся до такой степени, что нарушил запрет.

У этого человека было одно оправдание: когда он проходил мимо дома, где жили барыньки, эти дамы, видевшие голубой флаг и знавшие, что князь спит, принялись строить незнакомцу глазки и поддразнивать его. Несчастный так разволновался, что потерял голову и запел во все горло:

Не одна-то во поле дороженька…

Но, как вы понимаете, он не посмел бы рассказать князю о том, что смягчало его вину.

Поняв, какую оплошность он совершил, виновный бросился убегать со всех ног.

«Кто пел “Дороженьку”?» — спросил князь, пробудившись.

Холопы, к которым он обратился с этим вопросом, тут же разбежались в разные стороны, бросившись в погоню за нарушителем тишины.

К счастью, беглец вскоре наткнулся на стог сена, проделал в нем отверстие и укрылся там, сжавшись в комок, как заяц в норе. Его никто не заметил, за исключением молодых барынек, но они ни за что бы не выдали человека, подвергавшегося из-за них опасности.

«Кто пел “Дороженьку”?» — снова грозно спросил князь.

Вслед за этим все услышали грохот падающей мебели и звон разбиваемого стекла.

Слуги продолжали носиться по усадьбе, словно за ними черт гнался, но так и не нашли виновного.

«Кто пел эту песню?» — в третий раз вскричал князь громовым голосом, с огромной плеткой в руке выходя на крыльцо.

Никто не знал, что ему доложить; все бегали, рыская кругом, а барин по-прежнему вопрошал угрожающим тоном: «Кто пел “Дороженьку”?»

«Пусть ко мне немедленно приведут этого негодяя, — потребовал он, — иначе ваши спины поплатятся за его язык!»

Все поиски были тщетными.

Разъяренный князь ревел, как медведь, затравленный собаками, и бранился так, что дрожали стены грота и скалы водопада в парке.

Командир гайдуков опасался за свою спину больше, чем другие, поскольку, когда виновного не находили, барин наказывал всех подряд и самолично порол старших, непременно добавляя к дюжине ударов тринадцатый. Так вот, командир гайдуков пошел к Ваське-песеннику и стал упрашивать его взять вину на себя.

Васька, хорошо зная, чем это для него кончится, сначала наотрез отказался.

Тогда все стали слезно умолять его, а управляющий даже посулил ему всякие подарки и десять рублей серебром в награду.

Васька задумался, зажмурив один глаз, и стал чесать за ухом: десять рублей серебром в те времена были большие деньги.

С другой стороны, его спине грозило нешуточное наказание, поскольку князь сильно разгневался.

«Ладно, — сказал, наконец, Васька, польстившись на деньги, — я согласен; только смотрите, черти, если барин не своими руками пороть меня станет, не бейте слишком сильно».