Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

В то время как я смотрел на императора, позади меня, со стороны Мраморного дворца, послышался шум скачущего эскадрона кирасир; это были конногвардейцы во главе с графом Орловым — одним из храбрейших и преданнейших друзей императора. Перед ним решетчатые ворота сразу отворились; он спрыгнул на землю, а его люди вы-строились перед Зимним дворцом; почти в то же самое время послышался барабанный бой: это прибыли батальоны гренадер Преображенского полка. Они вошли во двор Зимнего дворца, где их встречали император, императрица и малолетний великий князь Александр; вслед за ними показались кавалергарды, среди которых я узнал Алексея Ва-ненкова. Кавалергарды стали под углом к кирасирам, а образовавшийся между ними промежуток сразу же заняла артиллерия. Мятежные полки с явной беспечностью наблюдали за всеми этими приготовлениями и противодействовали им лишь криками: «Да здравствует Константин, долой Николая!» Было очевидно, что они ждали подкрепления.

Между тем во дворец один за другим прибывали гонцы, посланные великим князем Михаилом. В то время как император налаживал оборону дворца, великий князь объезжал казармы, и одним своим появлением умиротворял восставших. Уже несколько предпринятых им попыток увенчались успехом; в те минуты, когда остатки Московского полка хотели последовать за двумя восставшими ротами, капитан 5-й роты, граф Ливен, брат одного из моих учеников, прибыв своевременно, помешал батальону выйти и приказал закрыть ворота казармы. Затем, встав перед солдатами, он вынул шпагу, честью своей клянясь, что проткнет ею первого, кто сдвинется с места. При этой угрозе какой-то юный подпоручик подскочил с пистолетом в руках к Ливену и пригрозил, что выстрелом в упор вышибет ему мозги. Услышав эти слова, граф головкой эфеса своей шпаги выбил из его рук оружие, но подпоручик подобрал упавший пистолет и снова направил его на графа. И тогда тот, скрестив руки на груди, пошел прямо на противника, в то время как все замерли в молчании, ожидая, чем окончится у них на глазах эта странная дуэль. Подпоручик попятился на несколько шагов перед наступавшим на него графом Ливеном: тот словно бросал ему вызов, подставляя свою грудь под выстрел; наконец, подпоручик остановился и нажал на курок. Но произошло чудо: хотя капсюль воспламенился, выстрела не последовало. В эту минуту постучали в ворота.

— Кто там? — раздалось несколько голосов.

— Его императорское высочество великий князь Михаил Павлович, — ответили снаружи.

При этом известии глубокое оцепенение охватило на несколько мгновений всех присутствующих. Граф Ливен направился к воротам и открыл их — при этом никто не попытался остановить его.

Великий князь в сопровождении нескольких адъютантов въехал верхом.

— Что означает это бездействие в минуту опасности?! — воскликнул он. — Я нахожусь среди изменников или честных солдат?

— Ваше императорское высочество, — ответил граф Ливен, — вы находитесь среди наиболее преданных вам людей и незамедлительно убедитесь в этом.

И, подняв шпагу, он крикнул:

— Да здравствует император Николай!

— Да здравствует император Николай! — в один голос крикнули солдаты.

Юный подпоручик попытался что-то сказать, но граф Ливен схватил его за руку и шепнул:

— Молчите, я ни слова не скажу о том, что здесь сейчас произошло; не губите себя сами!

— Ливен, — произнес великий князь, — я поручаю этих людей вам.

— Отвечаю за них головой, ваше императорское высочество, — ответил граф.

Великий князь продолжил объезд войск и повсюду встречал если не воодушевление, то хотя бы послушание. Так что новости были хорошими. Со всех сторон подходили подкрепления; саперы расположились боевым порядком у Эрмитажа, а остававшиеся в казармах роты Московского полка, ведомые графом Ливеном, вышли на площадь по Невскому проспекту. Появление этих войск вызвало крики радости в рядах бунтовщиков, решивших, что это, наконец, пришла ожидаемая ими помощь; однако вскоре они поняли свою ошибку. Новые силы расположились у здания Судебной палаты лицом к дворцу, так что они вместе с кирасирами, артиллерией и кавалергардами окружили восставших железным кольцом.

Минуту спустя на площади послышалось церковное пение: это появился митрополит, которого сопровождал весь его клир и впереди которого несли хоругви; выйдя из Казанского собора, он пришел сюда, чтобы именем Божьим призвать мятежников вернуться к исполнению их долга. Однако солдаты, быть может впервые в жизни, в своем политическом безверии выказали пренебрежение святым образам, которые они привыкли почитать, и попросили священников, чтобы те не вмешивались в дела земные и занимались делами небесными. Митрополит хотел продолжать свои увещевания, но по приказу императора вынужден был удалиться: Николай решил сам предпринять последнюю попытку образумить бунтовщиков.

Те, кто окружал императора, попытались ему помешать, но император заявил, что, поскольку разыгрывается его партия, он вправе ставить собственную жизнь на кон. Затем он приказал открыть решетку ворот; но не успели еще выполнить это распоряжение, как примчался великий князь; он подскакал к Николаю и прошептал ему на ухо, что часть окружавшего их Преображенского полка действует заодно с бунтовщиками, и князь Трубецкой, чье отсутствие с удивлением отметил император, является главой заговора. Такое было тем более возможно, что за двадцать четыре года до этого именно Преображенский полк охранял подъездные пути к Красному замку, в то время как командир полка, князь Талызин, душил императора Павла.

Положение было ужасным, и все же император ничуть не изменился в лице; однако было видно, что он принял решение исключительной важности. Не прошло и мгновения, как он обернулся и обратился к одному из генералов:

— Пусть мне принесут маленького великого князя, — проговорил он.

Тотчас же генерал возвратился с ребенком. Император взял его на руки и приблизился к гренадерам.

— Солдаты, — обратился он, — если меня убьют, вот ваш император: разомкните ряды, я вверяю его вашей преданности.

Последовало долгое «ура»; восторженный крик, идущий из глубины сердца, получил отклик: мятежники первыми выпустили из рук оружие и раскрыли объятия. Ребенка пронесли в глубь строя и стали охранять так же как и знамя; император же сел на коня и поехал. У дворцовых ворот генералы стали умолять его не ехать дальше, ибо бунтовщики во всеуслышание говорят, что они намереваются убить императора, и стоят с заряженными ружьями. Но император знаком дал понять, чтобы ему не мешали; запретив кому бы то ни было следовать за ним, он, пустив лошадь в галоп, направился прямо к восставшим и остановился на расстоянии, равном половине пистолетного выстрела.