Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Я уже собрался было вернуться домой в надежде, что день так и окончится и заговорщики, поняв всю опасность своих планов, ничего не предпримут, как вдруг мимо окон кондитерской промчался галопом какой-то адъютант, и стало понятно, что случилось нечто неожиданное. Все тотчас же выбежали на площадь, ибо в воздухе чувствовалось то беспокойство, которое всегда предшествует крупным событиям; и в самом деле, начался бунт, причем до того яростный, что невозможно было предугадать, как далеко зайдет дело.

Князь Щепин-Ростовский и оба Бестужевы сдержали слово. В девять часов утра они прибыли в казармы Московского полка, и здесь князь Щепин-Ростовский, обращаясь ко 2-й, 3-й, 5-й и 6-й ротам, наиболее преданным, как это было известно, великому князю Константину, стал убеждать солдат, что их обманывают, заставляя присягать новому императору. Он добавил, что великий князь Константин никоим образом не собирается отказываться от короны и арестован за то, что не хочет уступить своих прав брату. Вслед за тем взял слово Александр Бестужев; он сказал, что прибыл из Варшавы и цесаревич лично поручил ему воспрепятствовать принесению присяги; заметив, какое большое впечатление произвела эта новость на войска, князь Щепин приказал солдатам зарядить ружья боевыми патронами. В эту минуту в казармы прибыли генерал-майор Фредерикс и адъютант Веригин в сопровождении взвода гренадер при знамени, чтобы призвать офицеров подчиниться командиру полка. И тогда князь Щепин решил, что момент настал: обратившись к солдатам, он приказал им прогнать гренадеров ружейными прикладами и отнять у них знамя; в то же самое время он бросился на генерал-майора Фредерикса, на которого Бестужев уже навел пистолет, и, нанеся ему по голове удар шпагой, повалил его на землю; затем, обернувшись к бригадному командиру генерал-майору Шеншину, спешившему на помощь Фредериксу, он опрокинул его колющим ударом; сразу же после этого он ринулся в гущу гренадеров, ранил одного за другим полковника Хвощинского, унтер-офицера Моисеева и рядового Красовского, вырвал из их рук знамя и с криком «Ура!» поднял его в воздух. На этот крик большая часть полка, возбужденная видом крови, отвечала возгласами: «Да здравствует Константин! Долой Николая!» И князь Щепин, воспользовавшись этим воодушевлением, увлек за собой более четырехсот человек и с барабанным боем повел их на Адмиралтейскую площадь.

Адъютант, принесший это известие в Зимний дворец, столкнулся у его ворот с офицером, только что прискакавшим из казарм лейб-гренадеров. Новости, которые были у этого офицера, оказались ничуть не спокойнее тех, что привез адъютант. В тот момент, когда полк вышел из казарм, чтобы принести присягу, к его авангарду бросился подпоручик Кожевников, крича:

— Не великому князю Николаю надо приносить присягу, а императору Константину!

Когда же кто-то возразил ему, что цесаревич отказался от престола, он закричал:

— Это ложь! Полная ложь! Цесаревич идет на Санкт-Петербург, чтобы покарать тех, кто забыл свой долг, и вознаградить тех, кто остался ему верен.

Однако, несмотря на эти призывы, полк продолжил свой марш, присягнул Николаю и вернулся в казармы, не проявляя никаких признаков неповиновения; тем не менее во время обеда поручик Сутгоф, присягнувший вместе со всеми, обратился к своей роте.

— Ребята, — воскликнул он, — мы напрасно подчинились; другие полки целиком взбунтовались; они отказались присягать и находятся теперь на Сенатской площади; одевайтесь, зарядите ружья и следуйте за мной. Ваше жалованье у меня в кармане, и я раздам его, не ожидая приказа.

— А правда ли то, что вы говорите? — послышались голоса.

— Ну вот поручик Панов; он ваш друг, как и я, спросите его.

— Вот что, ребята, — сказал Панов, даже не дожидаясь, чтобы к нему обратились, — вам известно, что Константин — ваш единственный и законный император и что его хотят лишить престола. Да здравствует Константин!

— Да здравствует Константин! — закричали солдаты.

— Да здравствует Николай! — воскликнул полковой командир полковник Стюрлер, вбегая в залу. — Вас сбивают с толку, ребята, цесаревич отрекся, и у вас нет другого императора, кроме великого князя Николая. Да здравствует Николай Первый!

— Да здравствует Константин! — продолжали кричать солдаты.

— Вас обманывают, солдаты, вас толкают на ложный путь! — снова крикнул полковник Стюрлер.

— За мной, ребята, — призывал солдат Панов, — присоединимся к тем, кто защищает Константина! Да здравствует Константин!

— Да здравствует Константин! — кричали три четверти солдат.

— К Адмиралтейству! К Адмиралтейству! — воскликнул Панов, обнажая шпагу. — За мной, солдаты, за мной!

И он устремился вперед; за ним последовало человек двести солдат, крича, как и он, «ура». Как и Московский полк, они направились в сторону Адмиралтейской площади, но по другой улице.

В то время как и ту и другую новость докладывали императору, во дворец прибыл граф Милорадович, военный губернатор Санкт-Петербурга. Он уже знал о бунте Московского полка и лейб-гренадеров и приказал войскам, на которые он мог более всего положиться, идти к Зимнему дворцу. Это были первый батальон Преображенского полка, три батальона гвардейского Павловского полка и гвардейский батальон саперов.

Император увидел, что дело принимает более серьезный оборот, чем ему показалось вначале. Вызвав генерал-майора Нейдгарта, он велел ему довести до гвардейского Семеновского полка приказ немедленно расправиться с мятежниками; было приказано также привести кавалергардов в полную боевую готовность; затем он лично явился в главную кордегардию Зимнего дворца, охрану которого в тот день нес Финляндский полк, и приказал солдатам зарядить ружья и занять основные подходы к дворцу. В эту минуту послышался сильный шум: это с развевающимся знаменем, с барабанным боем и криками «Долой Николая, да здравствует Константин!» прибыли 3-я и 6-я роты Московского полка под предводительством князя Щепина и обоих Бестужевых. Роты вышли на Адмиралтейскую площадь, но, оказавшись там, они, то ли чувствуя себя недостаточно сильными, то ли пасуя перед лицом имперского величия, стали отступать к Сенату, вместо того чтобы идти на Зимний дворец. Едва они встали у Сената, к ним присоединились лейб-гренадеры; среди взбунтовавшихся солдат мелькали человек пятьдесят в штатском, часть из которых были вооружены пистолетами.

В эту минуту я увидел, как под одной из арок дворца появился император; он приблизился к ограде и бросил взгляд на бунтовщиков; он был бледнее обычного, но казался совершенно спокойным. Рассказывали, что он исповедовался и попрощался с семьей, чтобы быть готовым умереть как император и христианин.