Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

— Что значит чем-нибудь полезны, сударь? Да вы можете спасти мне жизнь! Представьте себе, что я только что давал урок танцев княгине Любомирской, загородный дом которой находится в двух шагах отсюда, — она изображает Корнелию. За этот урок, сударь, я получаю два луидора — меньше я там не беру. Я пользуюсь известностью и извлекаю из этого выгоду; все это понятно, так как других французских учителей танцев, кроме меня, в Санкт-Петербурге нет. И вот, этот негодяй повез меня в экипаже, который сломался и чуть было не искалечил меня, но, к счастью, мои ноги целы. Погоди, мерзавец, я еще разберусь с твоим номером!

— Если не ошибаюсь, сударь, — сказал я, — то я могу оказать вам услугу, предложив место в своей повозке?

— О сударь, это было бы огромным одолжением для меня, но, по правде говоря, я не осмеливаюсь…

— Что за церемонии между соотечественниками…

— Стало быть, вы француз?

— … и между артистами.

— Стало быть, вы артист? Ах, сударь, Санкт-Петербург — прескверный город для артистов! Особенно если речь идет о танце. О, танец здесь хромает на одну ногу. А вы, сударь, случайно не учитель танцев?

— Как это танец здесь хромает на одну ногу? Но вы мне только что сказали, что вам платят по луидору за урок: вы получаете его, случайно, не за то, что обучаете скакать на одной ноге? Луидор — это все же, мне кажется, весьма изрядная плата.

— Да, да, в нынешних обстоятельствах это, несомненно, так; однако, сударь, не так было в России прежде.

Французы все испортили. Так вы, сударь, не учитель танцев, полагаю?

— А между тем мне рассказывали о Санкт-Петербурге как о городе, где всякий мастер своего дела непременно будет радушно принят?

— О да, да, сударь, так оно и было прежде; и до такой степени, что какой-нибудь жалкий парикмахер зарабатывал здесь еще недавно по шестьсот рублей вдень, тогда как я с трудом зарабатываю восемьдесят. Так вы, сударь, не учитель танцев, надеюсь?

— О нет, дорогой соотечественник, — наконец ответил я, тронутый его беспокойством, — вы можете смело сесть в мою повозку, не боясь, что окажетесь рядом с соперником.

— С огромнейшим удовольствием принимаю ваше приглашение, сударь, — тотчас же воскликнул мой собеседник, усаживаясь в повозку рядом со мною, — теперь благодаря вам я вовремя буду в Санкт-Петербурге и успею дать урок!

Кучер погнал лошадей, и три часа спустя, то есть уже поздним вечером, мы въехали в Санкт-Петербург через Московские ворота; я воспользовался сведениями, которые мне сообщил мой спутник, проявлявший по отношению ко мне необычайную любезность с тех пор, как у него появилась уверенность, что я не учитель танцев, и сошел возле гостиницы «Лондон» на Адмиралтейской площади, на углу Невского проспекта.

Там мы и расстались; он сел в дрожки, а я направился в гостиницу.

Нечего и говорить о том, что, несмотря на все мое желание поскорее ознакомиться с городом Петра I, я отложил это занятие до следующего дня; я был буквально разбит и едва держался на ногах: мне с трудом удалось добраться до своего номера, где, к счастью, оказалась хорошая постель, чего я был полностью лишен в пути начиная от Вильны.

Проснувшись на другой день около двенадцати часов дня, я прежде всего подбежал к окну: передо мной высилось окруженное деревьями Адмиралтейство со своей длинной золотой иглой, на которой красовался маленький кораблик; слева находился Сенат, а справа — Зимний дворец и Эрмитаж; в просветах между этими великолепными сооружениями открывался вид на Неву, показавшуюся мне широкой, как море.

Завтракая, я одновременно одевался, а одевшись, тотчас же выбежал на Дворцовую набережную и прошел по ней до Троицкого моста, который, кстати говоря, имеет в длину тысячу восемьсот шагов и с которого мне советовали посмотреть на город в первый раз. Должен сказать, что это

был один из лучших советов, полученных мною за всю мою жизнь.

В самом деле, не знаю, существует ли в целом мире панорама, подобная той, что развернулась перед моими глазами, когда, повернувшись спиной к Выборгской стороне, я охватил взглядом Вольные острова и Финский залив.

Справа, неподалеку от меня, словно корабль, пришвартованный к Аптекарскому острову двумя стройными мостами, стояла крепость, колыбель Санкт-Петербурга, над стенами которой возвышались золотой шпиль Петропавловского собора, где погребены русские цари, и зеленая кровля Монетного двора. На другом берегу реки, напротив крепости, по левую руку от меня, располагались: Мраморный дворец, главный недостаток которого заключается в том, что архитектор словно забыл сделать ему фасад; Эрмитаж, очаровательное убежище от этикета, построенное Екатериной II; Зимний императорский дворец, привлекающий внимание скорее своей массивностью, чем формой, и скорее своими размерами, чем архитектурой; Адмиралтейство с двумя его корпусами и гранитными лестницами, к которому выводят три главные улицы Санкт-Петербурга: Невский проспект, Гороховая улица и Воскресенская улица; наконец, за Адмиралтейством виднелась Английская набережная с ее великолепными особняками, которая завершается Новым Адмиралтейством.

Обведя взглядом этот длинный ряд величественных зданий, я посмотрел прямо перед собой: там, на стрелке Васильевского острова, возвышалась Биржа, современное сооружение, которое непонятно почему построено между двумя ростральными колоннами и полукруглые лестницы которого спускаются к самой Неве, омывающей их последние ступени. А далее, на берегу напротив Английской набережной, расположены: ряд Двенадцати коллегий, Академия наук, Академия художеств и — там, где река делает крутой изгиб, — Горный институт.

С другой стороны этого острова, обязанного своим названием одному из ближайших помощников Петра I по имени Василий, которому государь предоставил командование в то время, когда сам он, занятый возведением крепости, жил в маленьком домике на Петербургском острове, протекает по направлению к Вольным островам рукав реки, называемый Малая Нева. Это здесь, среди роскошных садов, огороженных позолоченными решетками, сплошь покрытых цветами и кустами, которые вывозят из Африки и Италии и выставляют лишь на те три месяца, пока длится лето в Санкт-Петербурге, а остальные девять месяцев хранят в теплицах, поддерживая там присущую их родным краям температуру, — это здесь, повторяю, расположены загородные дома самых богатых вельмож Санкт-Петербурга. Один из этих островов целиком и полностью принадлежит императрице, которая возвела там очаровательный маленький дворец, украсив его садами и прогулочными аллеями.

Если встать спиной к крепости и подняться по течению Невы, вместо того чтобы спускаться по нему, панорама перед тобой меняет характер, по-прежнему оставаясь величественной. В самом деле, неподалеку от моста, на котором я стоял, находятся: на одном берегу Невы Троицкий собор, а на другом — Летний сад; кроме того, слева от меня располагался деревянный домик, в котором жил Петр I, когда он занимался постройкой крепости. Около этого домика до сих пор стоит дерево, к которому на высоте примерно десяти футов прикреплен образ Богоматери. Когда основатель Санкт-Петербурга поинтересовался, до какой высоты поднимается вода в Неве во время половодья, ему показали этот образ Богоматери, и при виде его он был весьма близок к тому, чтобы отказаться от своего грандиозного начинания. Священное дерево и прославленный на века домик окружены каменным строением с аркадами, предназначенным для защиты его от влияния времени и от превратностей климата. Этот домик, удивляющий своей грубоватой простотой, имеет всего три комнаты: столовую, гостиную и спальню. Петр I основывал город, и у него не было времени строить для себя настоящий дом.