Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

Отпраздновали брак, настал вечер — когда Солнце, как вора, с мешком на голове отводят в темницу Запада, — и молодые пошли в опочивальню. Но так как во время пира король коварно подсыпал в пищу жениху снотворное, Нардьелло прохрапел всю ночь, не коснувшись Миллы. То же самое приключилось и на другую, и на третью ночь, и король приказал бросить зятя в яму ко львам. Видя себя на краю смерти, Нардьелло открыл свою коробку и выпустил таракана, мышонка и кузнечика со словами: «Раз уж судьба затащила меня в такое несчастье, что мне еще остается делать, милые мои твари, как только отпустить вас на волю. Идите с миром куда хотите».

Тут все три твари, выйдя из коробки, стали делать такие трюки на глазах у львов, что те замерли как статуи. Через какое-то время мышонок обратился к Нардьелло, который сидел ни жив ни мертв: «Гляди веселей, хозяин! Хоть ты нам и дал свободу, но мы желаем еще усерднее служить тебе, чем прежде. Ты нас кормил, чем сам питался, холил как родных, а теперь и на волю выпустил. Не бойся: кто делает добро, добра и ожидает; твори добро, а нужда придет — оно само тебя найдет. Знай, что все мы владеем волшебством; если хочешь узнать, на что мы способны, следуй за нами и увидишь, как выручим тебя из беды».

И мышонок мигом прорыл дыру, столь широкую, чтобы мог пролезть человек, и устроил в ней лестницу со ступенями, по которой Нардьелло благополучно вышел наверх. Таракан, мышонок и кузнечик привели хозяина на сеновал, где устроили его со всем удобством, сказав, что готовы доставлять ему все, в чем он будет нуждаться, ибо не желают на свете иного, как только делать то, что ему приятно. «Вот чего я хотел бы, — сказал Нардьелло. — Если король отдаст Миллу другому, пусть тот человек не сможет с нею переспать; окажите мне такую услугу». «Это пустячное дело, — ответили три твари. — Будь покоен и жди нас в этой хижине».

Придя ко двору, они узнали, что король выдает дочку замуж за одного важного немецкого синьора, и как раз этой ночью предстоит откупоривать бочонок. Таракан, мышонок и кузнечик, пробравшись в спальню, дождались окончания пиршества, когда — в час, в который Луна выходит покормить своих курочек каплями росы, — новобрачные пошли почивать. Но вышло, что жених, нагрузившись едой и еще больше питьем, только лег на простыню, как захрапел точно зарезанный.

Таракан, услышав храп, потихоньку забрался под одеяло и пролез немцу в задний проход, вставив ему такую клизму, что у того сзади ударила струя, точно из пробитой бочки; глядя на это, уместно было сказать вместе с Петраркой:

Невесте, которая от трубного звука проснулась и обильно вдохнула

пришлось разбудить жениха. И немец, видя, какие фимиамы невольно воскурил своему кумиру, готов был умереть от стыда и чуть не лопнул от ярости. Вскочив с ложа и весь начисто вымывшись с душистым мылом, он послал за врачами, и они приписали причину несчастья беспорядочной еде во время пира.

На другой вечер жених посовещался со слугами, как избежать новой беды, и все согласно рекомендовали ему стянуть заднее место крепкими бинтами. Снарядившись по их совету, он пошел на супружеское ложе и вскоре захрапел. Таракан забрался к нему в постель, намереваясь устроить по-вчерашнему, но оказалось, что проход накрепко заперт. Опечаленный, он вернулся к товарищам, рассказывая, что противник укрепился за редутами подвязок, валами марлевых прокладок и рвами бинтов. Мышонок сказал на это: «Я пойду впереди, а ты — за мной, и увидишь, какой я умелый сапер». Проведя рекогносцировку местности и принявшись грызть подвязки, он проделал в них хорошую дырку. Таракан без труда проник в нужное место и оказал жениху медицинскую помощь, так что простыни украсились морем жидкого топаза и аравийские ароматы распространились по всему дворцу. От тошноты невеста проснулась и, засветив свечу, увидела ярко-желтый разлив, который обратил голландские простыни в венецианские каналы. Зажав нос, она убежала в комнату придворных девушек, а горемычный жених, призвав свиту, долго оплакивал свое несчастье, ибо слишком уж скользким оказался фундамент, на котором ему предстояло воздвигнуть величие своей династии.

Домочадцы утешали его, советуя быть еще бдительнее в третью ночь. Свои слова они подкрепили рассказом о мнимом больном и остром на язык враче.

Некий человек часто выпускал газы и, недоумевая о причинах, обратился к медику. Осмотрев пациента, врач по-ученому произнес: Sanitatibus. Пациент тут же выпустил газы снова. Врач призадумался и сказал: Ventositatibus… Но когда за вторым разом немедленно последовал третий, врач покачал головой и объявил окончательный диагноз: Asinitatibus [327] Слова на шуточной, пародийной латыни: здоровье, сквозняк, ослиная глупость. .

Так что если первый опыт мозаики на брачном ложе можно было объяснить беспорядочностью в еде, второй — слабостью желудка, то третий раз тесть может истолковать как признак говенной натуры, за чем последует позорное изгнание жениха из дома. «Ну уж нет, — сказал жених. — В эту ночь я лучше вовсе не буду спать. Однако давайте обдумаем какие-нибудь более надежные меры предосторожности, чтобы не сказали обо мне словами поэта:

Трижды старалась она, опершись на локоть, подняться, трижды падала вновь [328] Вергилий. Энеида, IV, 690–691 (пер. С. Ошерова). В итальянском переводе, который цитирует Базиле, одна и та же форма глагола может быть отнесена и к женскому, и к мужскому роду. .

На следующий вечер, переменив спальню и ложе, он еще раз призвал приближенных и слуг, чтобы услышать их рекомендации, как укрепить тело против опасности конфуза. Среди его челяди был один молодой артиллерист; и, поскольку всякий любит говорить о своем ремесле, он посоветовал изготовить деревянную заглушку, вроде тех, что забивают в стволы мортир. Тут же сделали такую штуку, и, забив ее куда положено, жених отправился почивать. При этом он не коснулся невесты, боясь делать усилия, от которых заглушка могла вылететь из отверстия, и решился всю ночь не смыкать очей, чтобы с готовностью встретить любое движение в кишках и желудке.

Таракан, видя, что немец не засыпает, сказал друзьям: «Эх, ничего у нас на этот раз не выйдет. Жених мне не оставляет ни места, ни времени действовать». «Погоди, — ответил кузнечик. — Теперь мой черед», и так нежно и сладко запел, что жених, не устояв перед его сладкозвучием, вскоре стал подпевать своим храпом. Таракан немедленно пополз в нужное место, чтобы послужить, как и прежде, вместо клистира, но, найдя ворота накрепко закрытыми, вернулся к друзьям и с печалью рассказал о непреодолимой преграде, которую встретил на пути. Тогда мышонок, главным желанием которого было удружить Нардьелло, не теряя времени, забрался в кладовку, обнюхивая один сосуд за другим, покуда не нашел баночку с горчицей. Обмакнув в горчицу хвост, он юркнул в постель к новобрачным и принялся щекотать хвостом ноздри бедному немцу. Немец громко чихнул, и заглушка вылетела из отверстия с такой силой, что, поразив невесту в грудь, едва ее не убила.