Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Онъ не въ-правѣ дѣлать тебя несчастной! волновалась Мэріанъ. — Ты не сдѣлала ничего дурного. Ты должна была помочь Анни, и не твоя вина, что вышла такая неудача. И зачѣмъ придавать такъ много значенія словамъ отца? Я увѣрена, что онъ и самъ не сознаетъ, что говоритъ, когда разсердится. Успокойся, мама; забудь все это.

— Ужь я старалась, Мэріанъ, да не могу, рыдала бѣдная женщина. Она смутно сознавала, что даже сочувствіе къ ней дочери не можетъ быть полнымъ при томъ разстояніи, которое кладетъ между ними разница воспитанія и образованія. — Я знаю, что мнѣ не слѣдовало-бы говорить тебѣ, но ужь слишкомъ онъ обидѣлъ меня сегодня.

— Напротивъ, ты хорошо сдѣлала, что сказала. Я вполнѣ согласна съ тобою: такъ нельзя продолжать. Я скажу отцу, что онъ отравляетъ нашу жизнь.

— О нѣтъ, Мэріанъ, ты не должна такъ говорить съ нимъ! Я низачто не хочу, чтобы вы ссорились изъ-за меня; это было-бы всего хуже. Ужь лучше я уйду и буду работать для своего пропитанія, чѣмъ ссорить тебя съ отцомъ.

— Не ты виновата въ этомъ, а отецъ. Мнѣ слѣдовало-бы давно объясниться съ нимъ... Я не въ-правѣ безучастно смотрѣть, какъ ты страдаешь отъ его раздражительности.

Разговоръ этотъ укоренилъ въ Мэріанъ твердую рѣшимость возстать противъ деспотизма отца и, такъ или иначе, измѣнить положеніе вещей. Она укоряла себя въ слабости за то, что такъ долго молчала; въ ея годы дочь обязана защищать свою мать противъ такой явной несправедливости. Поведеніе ея отца недостойно мыслящаго человѣка, и надо дать ему почувствовать это.

Альфредъ не возвращался. Съ обѣдомъ повременили полчаса, но потомъ Мэріанъ рѣшила, что долѣе ждать излишне. Часовъ въ восемь вечера, когда мать съ дочерью сидѣли въ гостиной, онѣ услышали стукъ растворяемой двери въ прихожей и шаги Юля въ корридорѣ. Мэріанъ поднялась съ мѣста.

— Не говори ничего сегодня, прошептала мать, схвативъ ее за руку. — Оставь до завтра!

— Нѣтъ, надо сегодня-же. Нельзя жить въ вѣчномъ страхѣ!

Она подошла къ двери кабинета въ ту минуту, когда отецъ ея намѣревался притворить ее за собою. Увидѣвъ дочь, онъ уставился на нее воспаленными глазами; стыдъ и гнѣвъ смѣшивались въ выраженіи его лица.

— Что у насъ случилось, папа? спросила Мэріанъ слегка дрожащимъ отъ волненія голосомъ, но въ которомъ слышалась въ то-же время рѣшимость.

— Я вовсе не расположенъ вдаваться въ разговоры объ этомъ предметѣ, отвѣтилъ отецъ, сохраняя свою привычку говорить закругленными фразами даже въ минуты самаго сильнаго раздраженія. — Если тебѣ нужны свѣдѣнія, то ступай за ними къ Мистриссъ Гоби — или къ кому тамъ еще? — въ Голловэй-Родъ. Мнѣ до этого нѣтъ дѣла.

— Очень жаль, что эта женщина приходила сюда безпокоить тебя такими вещами; но причемъ-же тутъ мать, что ты такъ разсердился на нее?

Мэріанъ стоило огромнаго усилія требовать такимъ образомъ отчета у своего отца, и когда онъ въ бѣшенствѣ повернулся къ ней, она попятилась назадъ, почти готовая упасть.

— Причемъ тутъ твоя мать? А при томъ, что она не должна имѣть сношеній съ такимъ народомъ. Или я долженъ подвергаться оскорбленіямъ даже въ моемъ кабинетѣ — изъ-за того, что она рекомендуетъ негодныхъ дѣвокъ въ служанки къ грубымъ бабамъ?

— Я не думаю, что Анни Рудъ — негодная, и нахожу вполнѣ естественнымъ, что мама желала помочь ей чѣмъ-нибудь. Ты никогда не запрещалъ ей видѣться съ ея родственниками.

— Я тысячу разъ давалъ ей понять, что не одобряю этихъ сношеній. Она должна была предвидѣть, что эта дѣвчонка осрамитъ ее. Еслибы она посовѣтовалась со мною, я запретилъ-бы ей мѣшаться въ эти дѣла; но она знала это, и потому скрывала. Я не желаю, чтобы мое имя волочилось въ грязныхъ исторіяхъ грязнаго народа. Твоя мать сама виновата, если я сержусь на нее.

— Ты сердишься выше всякой мѣры. Самое большее, въ чемъ можно обвинять мать, — это въ неосторожности. Во всякомъ случаѣ, у нея была хорошая цѣль, и жестоко съ твоей стороны такъ обижать ее.

Мэріанъ разгорячилась. Раздраженіе противъ отца, уже однажды чуть было не доведшее ее до столкновенія съ нимъ, теперь овладѣло ею всецѣло.

— Не тебѣ быть моимъ судьей! строго возразилъ отецъ.

— Я должна, наконецъ, объясниться съ тобой, папа. Наша жизнь не можетъ такъ продолжаться. По цѣлымъ мѣсяцамъ у насъ въ семьѣ всѣ ходятъ мрачные, потому-что ты почти постоянно бываешь въ дурномъ расположеніи духа. Мы съ мамой должны наконецъ постоять за себя; мы не можемъ долѣе переносить такую жизнь. Конечно, ты и самъ сознаешь, что смѣшно было приходить въ такой страшный гнѣвъ изъ-за такого пустого случая, какой произошелъ сегодня утромъ. Не могуже я не судить о твоихъ поступкахъ. Если мать моя доведена до того, что хочетъ все бросить и уйти отъ тебя, чтобы не терпѣть болѣе обидъ, то съ моей стороны было-бы непростительно молчать. Зачѣмъ ты такъ суровъ съ нею? Какой поводъ дала она тебѣ для такого обращенія съ нею?

— Я не намѣренъ обсуждать съ тобою этихъ вопросовъ.

— Значитъ, ты неправъ. Я не дитя, и очень естественно, что я спрашиваю тебя, зачѣмъ нашъ домъ превращается въ адъ, вмѣсто того чтобы быть тѣмъ, чѣмъ служитъ «домъ» для другихъ людей.

— Ты доказываешь, что ты дитя, если тебѣ нужно объяснять то, что и безъ объясненій должно быть понятно.

— Ты хочешь сказать, что во всемъ виновата мать?

— Этотъ вопросъ не можетъ обсуждаться между отцомъ и дочерью. Если ты не понимаешь этого, то уйди и поразмысли, и не мѣшай мнѣ заниматься.

Мэріанъ помолчала. Она понимала, что слова отца — не болѣе какъ увертка; она видѣла, что онъ не выдерживаетъ ея взгляда, и это побуждало ее довершить начатое.

— Хорошо, я не стану болѣе заступаться за мать и буду говорить только за себя. Мнѣ слишкомъ тяжело переносить все это; у меня не хватаетъ болѣе терпѣнія.

— Ты хочешь сказать, что я требую отъ тебя слишкомъ много работы? сказалъ отецъ, обдавъ дочь такимъ взглядомъ, какой бросаютъ на недостаточно усерднаго писца.

— Нѣтъ, я хочу только сказать, что ты дѣлаешь условія моей работы слишкомъ тяжелыми. Я живу въ постоянномъ страхѣ твоего гнѣва.

— Право? Когда-же я бранилъ тебя, или грозилъ тебѣ чѣмъ-нибудь?

— Мнѣ часто думается, что и брань, и угрозы было-бы легче перенести, чѣмъ постоянный видъ нахмуреннаго лица, заставляющій ежеминутно ожидать непріятной сцены.

— Очень благодаренъ тебѣ за эту критическую оцѣнку моего характера и моихъ манеръ; но, къ сожалѣнію, я слишкомъ старъ, чтобы исправиться. Я полагалъ, что зная обстоятельства моей жизни, ты извиняешь недостатокъ веселости въ моемъ характерѣ.

Въ этомъ ироническомъ замѣчаніи сквозила жалость къ себѣ, и голосъ Юля слегка дрожалъ.

— Не о веселости рѣчь, папа; объ этомъ я никогда не стала-бы говорить.

— Ты хочешь сказать, что у меня дурной нравъ, — раздражительный, мрачный? Не спорю; но опять-таки спрашиваю тебя: какъ сложилась моя жизнь? Могла-ли она хорошо повліять на мой характеръ? И, наконецъ, объясни, пожалуйста, чего ты хочешь отъ меня, являясь ко мнѣ съ обвиненіемъ моего характера и поступковъ. Сдѣлай милость, говори прямо. Хочешь-ли ты, чтобы я далъ средства тебѣ съ твоею матерью жить отдѣльно отъ моей непріятной персоны? Мои доходы, какъ тебѣ извѣстно, очень невелики, но, конечно, я сдѣлаю все возможное, чтобы исполнить твое требованіе.