Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Пожалуйста, не затрудняйся этимъ, уходи! закричалъ Юль. — Ты не останешься безъ средствъ, пока я могу работать; а когда не буду въ состояніи, то судьба твоя, во всякомъ случаѣ, будетъ не хуже моей. Твоя дочь могла-бы обезпечить мою старость, ничего не теряя; но она нашла, что отъ нея слишкомъ много требуютъ. Уходи! Дай мнѣ дожить остатокъ дней на свободѣ. Можетъ быть, я еще выгадаю нѣсколько лѣтъ, избавившись отъ проклятія, которое я навлекъ на себя своею глупостью.

Послѣ этого оставалось только прекратить разговоръ. Мистриссъ Юль ушла въ гостиную и цѣлый часъ проплакала тамъ, а потомъ, погасивъ лампы, потихоньку ушла наверхъ.

Юль провелъ ночь въ своемъ кабинетѣ и заснулъ только подъ утро. Онъ проснулся чуть свѣтъ, частью отъ холода, частью отъ хлопнувшей двери, показавшей ему, что служанка уже встала. Онъ всталъ, одѣлся и вышелъ изъ дома, чтобы согрѣться моціономъ и разсѣяться отъ душившей его злобы и отъ гнетущаго чувства безнадежности. Онъ не отдавалъ себѣ яснаго отчета въ своемъ поведеніи наканунѣ вечеромъ, не старался оправдываться въ собственныхъ глазахъ и не спрашивалъ себя, уйдутъ-ли отъ него въ этотъ день дочь и жена; ему хотѣлось только уйти изъ своего дома, отъ своей семьи, и не знать, что тамъ дѣлается. Пусть будетъ, что будетъ!" Выйдя на улицу, онъ съ облегченіемъ вздохнулъ, словно выйдя изъ удушливой атмосферы.

Дойдя до станціи въ Кэмденъ-Родѣ, онъ зашолъ въ первую попавшуюся кофейню и спросилъ себѣ чашку кофе; утро было морозное и онъ чувствовалъ потребность согрѣться. Оглядываясь вокругъ, Юль замѣтилъ, что предметы словно застилаются туманомъ въ его глазахъ. Зрѣніе его, вообще ослабѣвшее въ послѣднее время, въ это утро какъ-будто ухудшилось. Онъ объяснилъ это безсонною ночью и приливомъ крови въ голову, слѣдствіемъ пережитыхъ волненій. Взявъ газету, онъ положительно убѣдился, что одинъ изъ его глазъ видитъ плохо, словно застланный флеромъ.

— Не угостите-ли вы меня чашкой кофе? тихо и стыдливо спросилъ его въ эту минуту какой-то незнакомецъ. — Это было-бы добрымъ дѣломъ.

Тонъ его голоса показывалъ въ немъ человѣка интеллигентнаго. Юль удивился.

— Очень охотно, сказалъ онъ послѣ минутнаго колебанія. — Не хотите-ли закусить?

— Благодарю васъ. Я охотно съѣлъ-бы ломоть хлѣба съ масломъ.

Это былъ блѣдный и худой человѣкъ небольшого роста, съ большими, грустными глазами и курчавой бородкой. По платью, его можно было принять за крайне бѣднаго клерка. Онъ оказался однако лекаремъ, дошедшимъ, вслѣдствіе стеченія несчастныхъ обстоятельствъ, до крайней нищеты. Разговорившись съ Юлемъ, онъ разсказалъ ему въ главныхъ чертахъ исторію своей жизни, — разсказалъ не какъ нищій, который старается возбудить состраданіе, а какъ человѣкъ, въ которомъ обстоятельства его несчастно сложившейся жизни возбуждаютъ объективный интересъ. Жена и ребенокъ его погибли въ желѣзно-дорожной катастрофѣ; самъ онъ остался живъ, но съ переломленною рукой, и цѣлый годъ пробылъ послѣ того въ больницѣ умалишенныхъ.

— И теперь никакихъ занятій? спросилъ Альфредъ, выслушавъ эту грустную повѣсть.

— Рѣшительно никакихъ. Посидѣвъ въ домѣ умалишенныхъ, не такъ-то легко найти себѣ практику, хотя теперь я совершенно здоровъ. Но такая нищета, которую я терплю теперь, вѣроятно опять сведетъ меня къ душевно-больнымъ. Я еще въ первый разъ попросилъ сегодня милостыни, и то потому, что вчера ничего не ѣлъ.

— Лечили вы когда-нибудь глазныя болѣзни? спросилъ его Юль.

— Я не окулистъ, но кое-что понимаю и въ этихъ болѣзняхъ.

— Можете вы сказать, по изслѣдованіи, грозитъ-ли человѣку катарактъ или что-нибудь въ этомъ родѣ?

— Полагаю, что могу.

Юль пояснилъ, что онъ говоритъ о себѣ, и докторъ предложилъ ему зайти въ его «каморку», которая находилась неподалеку, чтобы дать ему возможность изслѣдовать его глаза. Юль согласился, и они вмѣстѣ вышли изъ кофейни. Журналистъ самъ себѣ дивился, что онъ идетъ на подобную консультацію; но ему не терпѣлось узнать мнѣніе врача о состояніи его глазъ.

Они вошли въ маленькую комнату, въ которой, кромѣ кровати да стола, не было почти никакой мебели. Докторъ посадилъ своего паціента спиною къ свѣту и зажегъ свѣчу.

— Я хочу изслѣдовать ваши глаза катоптрическимъ способомъ, сказалъ онъ ему. — Вы, конечно, знаете, что это такое?

— Нѣтъ, я полный профанъ въ медицинѣ.

Докторъ улыбнулся и объяснилъ, что по отраженію свѣчи въ глазу паціента можно узнать, есть-ли въ глазу катарактъ.

Изслѣдованіе продолжалось минуты двѣ, и Юль угадалъ результаты его по лицу врача.

— Давно-ли вы начали замѣчать, что съ глазами вашими не совсѣмъ ладно? спросилъ тотъ, ставя на столъ свѣчу.

— Уже нѣсколько мѣсяцевъ.

— И вы ни съ кѣмъ не совѣтовались?

— Нѣтъ, все откладывалъ. Но что-же вы нашли?

— Задняя сторона хрусталика несомнѣнно тронута болѣзнью.

— Стало-быть, вскорѣ мнѣ грозитъ слѣпота?

— Я не могу вамъ сказать ничего положительнаго. Вамъ слѣдуетъ посовѣтоваться со спеціалистомъ.

Они поговорили еще съ полчаса, и Юль ушолъ, положивъ на столъ пять шиллинговъ. На улицѣ уже началось движеніе, каждый бѣжалъ по своимъ дѣламъ, и Юлю казалось, что изо всѣхъ этихъ людей, борющихся за существованіе, нѣтъ никого несчастнѣе его. Онъ не сомнѣвался въ точности діагноза, поставленнаго врачомъ, и не разсчитывалъ на смягченіе грозящей ему судьбы. Жизнь его прошла, — и прошла напрасно. Ему оставалось только вернуться домой, сѣсть у камина и притихнуть. Онъ побѣжденъ. Вскорѣ онъ будетъ жалкимъ, безпомощнымъ старикомъ, обузой для тѣхъ, кто возьметъ его изъ жалости на свое попеченіе...

Воображеніе сдѣлало то, что глаза его стали видѣть хуже съ тѣхъ поръ, какъ онъ вышелъ отъ врача. Онъ раздражалъ глазные нервы, пробуя зажмуривать то тотъ, то другой глазъ, сравнивая, какъ онъ видитъ предметы на томъ или другомъ разстояніи, чувствуя даже воображаемую боль въ глазахъ. Всѣ литературные проекты, занимавшіе его наканунѣ, утратили для него всякій интересъ; онъ даже не помнилъ, что онъ писалъ въ это время; мысли его приняли такое направленіе, словно онъ былъ уже слѣпъ.

Онъ вернулся домой часу въ девятомъ. Жена его стояла въ сѣняхъ, когда онъ вошолъ; она поглядѣла на него, отвернулась и ушла въ кухню. Онъ вошолъ въ столовую, гдѣ былъ накрытъ завтракъ, и увидѣлъ на столѣ два письма на его имя.

Вскорѣ послѣ того, Мистриссъ Юль, входя въ столовую, услышала громкій смѣхъ своего мужа; онъ читалъ письмо и насмѣшливо хохоталъ.

— Гдѣ Мэріанъ? Наверху? спросилъ онъ, обернувшись къ женѣ.

— Да.

— Она не сойдетъ къ завтраку?

— Нѣтъ.

— Такъ отнеси къ ней это письмо и скажи, чтобы она прочла его.

Мистриссъ Юль поднялась въ комнату дочери и застала ее за укладываньемъ платьевъ въ чемоданъ. Мэріанъ очевидно не спала всю ночь; глаза ея были красны отъ слезъ.